– Вы меня начинаете раздражать. Вы обезумели!
– Не совсем и не настолько! Неужели вы думаете, что я не знаю, что Ольтмар богат? Я его буквально культивирую… как редкое растение… главным образом, ради его подарков… и его автомобилей… ложи в театре и премьер в нем… билетов на бега на ипподроме. Так что… что касается сакральной фразы насчёт «текущей слюны»… да, я отужинала с ним!
И Флош грустно посмотрела на Зелисберг и на Фирвальдште́тское… или Люцернское озеро, как женщина, которая никогда в жизни больше не сядет за обеденный стол. После чего довольно-таки театрально лишилась чувств… Несколькими мгновения спустя, осознав, очевидно, что не добилась ожидаемого успеха, она стала что-то лепетать, будто была по-прежнему была не в себе… по любому поводу… на любую тему, рассуждая по поводу цвета воды в озере, отражений на нем облаков и окрестных вилл, цветов, памятника Шиллеру… после чего неожиданно обратилась к псевдо-берлинцу:
– Герр… не знаете ли вы, это действительно могила Шиллера?
– Нет, мадам, здесь покоится только его сердце.
– Ах! Неужели здесь можно увидеть его сердце! Сердце столь великого человека, такого поэта!… И они его вырвали… его пламенное сердце… из его мёртвого тела… бессердечные! И они его туда засунули… в этот огромный холодный камень на берегу озера. Это бедное сердце! Сколько поэтического вымысла, месье! Только немцы могут себе позволить иметь такую чувствительность. Ах! Любовь, любовь! Разумеется, Ольтмар это оценит, ведь у меня такая увлекающаяся натура. Как я буду прекрасна в своём печальном образе.
– Ах, этот бедный Ольтмар, – продолжила иронично Этри, – вы сделаете его несчастным… ведь он ещё даже не подозревает, что имел возможность… и мог вас реально полюбить.
– Да… именно это так ужасно, и этой малости достаточно, чтобы отравить мою поездку!
Озеро было холодно, серо и туманно в этот утренний час, буквально леденя своей сыростью все вокруг.
Этри ожидала, как в театре, окончательного апофеоза этого действа на фоне красот Готарда, на которые она всерьёз рассчитывала, дабы восстановить своё хорошее настроение… но, когда они появились перед её глазами во всей своей первозданной серой строгости, с пятнами зелени кустов и деревьев, девственными, каменистыми, узкими и глубокими ущельями… величественными, если не принимать во внимание тот факт, что она паталогически не любила зелёный цвет. Всё это её раздражало настолько же, как лицезрение плохой картины.