Почему так важен Оруэлл - страница 2

Шрифт

Интервал

Затем мои благодарности Петеру Седжвику, чье имя остается талисманом для благородных остатков левых либертарианцев, помогшему мне нарастить хилые мускулы, с помощью которых я сражался со школой Кокберна. Также он помог мне научиться распознавать следы «оруэлланизма» – как нить Ариадны в лабиринте современной литературы.

Стивен Шварц и Рональд Радош показали мне свою незавершенную работу об Оруэлле, материалы для которой получали из советских архивов, за что я им безгранично благодарен, а также благодарен я их коллегам и соавторам Виктору Альба и Мэри Хабек. Magna est veritas, et prevaelabit («Велика истина, и она восторжествует»).

И наконец, достижение профессора Питера Дэвисона, воздвигшего величественное здание, вместившее в себя всю жизнь и весь труд Оруэлла, вместе с подвергшимися цензуре вещами, представляет собой нечто большее, чем геркулесова работа над текстом или наблюдения, сделанные биографом. Этот проект сочетает в себе объективность и любовь, и поэтому он стал блестящим памятником своему герою. Моя маленькая книжка – одна из первых, написанная в тени этой полностью продуманной работы, с тезисами которой должен будет отныне сверяться любой ее последователь.

Кристофер Хитченс,

Вашингтон, округ Колумбия, 4 февраля 2002 года

Предисловие

Личность

Идеи, нравы смерзлись в ледники:

Он стал их плавить жаром убежденья –

И, показав реальности значенья,

Безжалостной зимы разжал тиски.

Кто чтил его за помощь? Тьмы и тьмы,

Ощерясь в ненависти, сбились кучей –

Покой свой уберечь средь стужи жгучей

Заслоном мифа от свирепств зимы.

Слова нас губят. Утвердил он вновь

Действительность как истины мерило –

И пониманье нам глаза раскрыло:

Страшней войны – страдания и кровь.

Стремясь к высокой цели, он владел

Присущей лишь немногим прямотою –

Как тем друзьям, что до конца с тобою

(Полдюжины писателей удел).

Морали гений, он подчас впадал

В наивность, глупость ли в конечном счёте

(Играл же Дарвин злакам на фаготе!):

Искатель истины – но нет, не идеал.

Тем вопреки, кто опыт, факт обрек

На жертву гимнам, догме истеричной –

Сумел он, чуждый струнке поэтичной,

Всему искусству преподать урок[2].

Роберт Конквест,

«Джордж Оруэлл» (1969)

Эти строки, сложенные в период вечной мерзлоты, отсылают нас к временам почти космического холода – «полночь столетия» видится сквозь призму холодной войны, в перспективе ядерной зимы, слишком реальной, чтобы от нее отмахнуться. Но первая же искра человечности немедленно разгоняет пронизывающую стужу начальной строки, а далее заря дружеской поддержки лишь разгорается, к завершающим строкам уже пламенея горячей волной.

Следующая страница