Ответ на вопрос, относятся ли честность и принципиальность к холодным добродетелям рассудка или же к горячим качествам души[3], остается неясным, и туманы Англии, возможно, не лучшее место для его прояснения. «Ледяная совесть поколения», – такой подзаголовок выбрал Джеффри Мейерс для биографии Оруэлла 2000 года (фраза эта позаимствована у нейтрального пера В. С. Притчетта). Сам Оруэлл, не до конца избавившийся от веры отцов в благотворное воздействие закаливающих процедур, в своем творчестве остается во власти деморализующего влияния температуры точки замерзания. Однако в душном, знойном климате Бирмы и Каталонии этому суровому, замкнутому в себе человеку суждено было пережить два момента обжигающего откровения, а его произведениям – в обход цензуре и запретам воспламенить искру надежды во вселенской тьме ГУЛАГа, согревая собой продрогшие души поляков и украинцев и помогая растопить вечную мерзлоту сталинизма. И если бы авторство афоризма про «горячее сердце и холодную голову» не принадлежало Ленину[4], он прекрасно подошел бы Оруэллу, с душевным пылом и великодушием которого могли сравниться лишь его же сдержанность и бесстрастность.
Виктор Притчетт, позднее – сэр, был одним из многих, кто встраивал фигуру Оруэлла в сонм «святых», пусть и как мирянина. И вот раскованный, склонный к веселому богохульству писатель, сказавший однажды (касательно Махатмы Ганди), что святые всегда должны считаться виновными, пока не будет доказано обратное, опять предстает перед нами в виде мощей или призрака, символа самоотречения. Говоря о Кромвеле, другом знаменитом человеке, считавшемся пуританином, Томас Карлейль писал, что столкнулся с необходимостью извлечь своего героя из-под груды мертвых фраз и другого мусора, и лишь потом у него получилось утвердить его в качестве фигуры, достойной биографии. Я не пишу биографии, однако иногда также чувствую необходимость освободить имя Джорджа Оруэлла от груза медовых словес и душещипательных речей; образ писателя, ставший объектом болезненного поклонения и сентиментальных восхвалений, подходит лишь для зомбирования несчастных школьников своей правильностью и невыносимой добропорядочностью. Воздаяние подобного рода часто оформлено в духе Ларошфуко, что позволяет задуматься о подкупе добродетели пороком