– …и я тщательнейшим образом рассмотрел как ваши достоинства, так и недостатки.
Детеныш аллигатора с острова Хальмахера скалится в дьявольской ухмылке.
– В столбце кредита: вы прекрасный работник, добросовестный, с хорошей репутацией…
Пуповина навечно связывает аллигатора со скорлупой от яйца.
– …и не воспользовались во зло чувствами Анны.
От назначения на Хальмахеру Якоба спас Ворстенбос.
– Теперь что касается дебета: вы всего лишь писарь; не купец, не судовладелец…
Черепаха с острова Диего-Гарсия как будто плачет.
– …даже не оптовый торговец. Просто писарь. Я не сомневаюсь, что вы искренне привязаны к моей дочери.
Якоб прислоняется сломанным носом к банке с барбадосской миногой.
– Но нежные чувства – не более чем слива в пудинге. Сам пудинг – это имущество.
Рот миноги раскрыт в форме буквы «О», а внутри сплошняком красуются острые как бритва треугольные зубы.
– Однако из уважения к мнению Анны и ее способности разбираться в людях я готов дать вам шанс, де Зут. Заработайте свой пудинг. Один из директоров Ост-Индской компании бывает в моем клубе. Если вы и в самом деле так сильно хотите стать моим зятем, он может устроить вам должность на Яве, сроком на пять лет. Официальное жалованье невелико, но предприимчивый молодой человек может кое-что извлечь с пользой для себя. Ответ нужно дать сегодня: «Фадреландет»[3] уходит в плавание из Копенгагена через две недели…
– Новые друзья? – Ван Клеф наблюдает за Якобом, стоя в дверях Парадного кабинета.
Якоб отрывается от созерцания миноги:
– Я не могу позволить себе роскошь привередничать, господин помощник управляющего.
Ван Клеф хмыкает на такую откровенность.
– Господин Ворстенбос готов вас принять.
– А вы разве не будете присутствовать, минеер?
– Железные чушки сами себя не взвесят, де Зут, как ни жаль.
Унико Ворстенбос, розовый от жары и блестящий от пота, щурится, разглядывая градусник на стене, рядом с портретом Вильгельма Молчаливого.
– Надо сказать Туми, пусть сделает мне такой хитрый матерчатый веер, их еще англичане из Индии привозят… Забыл название…
– Опахало?
– Точно. Опахало, и к нему бы еще опахальщика…
Входит Купидон с уже знакомым Якобу нефритовым чайничком на подносе.
– В десять явится переводчик Кобаяси, – говорит Ворстенбос, – и толпа чиновников, обучать меня придворным церемониям к долгожданной аудиенции у градоправителя. Старинный чайничек с серебром – знак, что управляющий факторией не лишен хорошего вкуса; на Востоке, де Зут, куда ни плюнь, всюду знаки. Напомните-ка, что там говорил тот еврей в Макао, для какого персонажа голубых кровей был сделан сервиз?