– По тридцать секунд за сонату – не слишком-то щедрая цена.
– А тогда вы с вашим будто бы подарком знаете, где дверь.
– Значит, не договорились. Всего наилучшего!
Выйдя на улицу, Якоб моргает от яркого света.
Останавливается около Садового дома и ждет.
В горячем воздухе звенит яростная первобытная песня цикад.
Невдалеке, под соснами, хохочут Ауэханд и Туми.
«Боже милосердный, – думает Якоб, – как здесь одиноко».
Элатту так и не приходит с поручением. Якоб возвращается в операционную.
– Значит, договорились. – Маринус уже закончил бритье. – Только нужно отвести глаза шпиону из числа моих учеников. Сегодня намечена лекция о дыхательной системе человека, и я намерен сопроводить ее наглядной демонстрацией на живом примере. Попрошу Ворстенбоса одолжить мне вас для этой цели.
Якоб слышит себя как будто со стороны:
– Согласен…
– Вот и славно. – Маринус вытирает руки. – Вы позволите – маэстро Скарлатти?
– Но плата после доставки товара.
– Ах так? Моего честного слова недостаточно?
– Всего хорошего, доктор. Встретимся без четверти три.
Когда Якоб входит в помещение архива, Фишер и Ауэханд мгновенно замолкают.
– Приятно и прохладно, – замечает вновь прибывший. – По крайней мере, здесь.
– А по-моему, – Ауэханд обращается к Фишеру, – здесь жарища и духота.
Фишер фыркает, как конь, и удаляется к своей конторке – самой высокой в комнате.
Якоб нацепляет на нос очки и рассматривает полку с бухгалтерскими книгами за последние десять лет.
Вчера он вернул на место записи с 1793 по 1798 год, а сейчас они куда-то делись.
Якоб смотрит на Ауэханда; Ауэханд кивает на согбенную спину Фишера.
– Господин Фишер, вы, случайно, не знаете, где книги с девяносто третьего по девяносто восьмой?
– Я у себя в конторе обо всем знаю, где что лежит.
– Не будете ли так добры сказать мне, где я могу их найти?
– А вам зачем? – оглядывается Фишер.
– Чтобы выполнять свои обязанности, которые мне определил управляющий Ворстенбос.
Ауэханд нервно напевает мелодию карнавальной песенки.
– Вот здесь, – Фишер стучит пальцем по стопке гроссбухов, – попадаются ошибки, – цедит он сквозь зубы, – не потому, что мы зажуливаем Компанию, – он словно вдруг разучился грамотно говорить по-голландски, – а потому, что Сниткер запретил нам вести записи как положено.
Дальнозоркий Якоб снимает очки, чтобы лучше видеть Фишера.