– Ванька! Ванька!
– Но! – закричал Лёшка и с силой ударил Буланчика.
В этот же вечер на Брюсовском Лёшка подкараулил мальчика в бескозырке. Лёшка давно не дрался с таким наслаждением. Он дубасил противного Вовку за все, бил по спине, по лицу и по шее, бил и за «ваньку», и за «рысака», и за бескозырку с надписью: «Верный», и за Наташу, и за папу-полковника.
Потом, когда Вова все же вырвался из Лёшкиных рук и побежал, мальчик сплюнул через плечо и, не поворачивая головы назад, решительно пошел прочь с Брюсовского…
И снова дни пошли своим чередом. Только почему-то совсем невезучие. К Лёшке в пролетку никто не садился, и мальчик опять возвращался с пустыми карманами.
– Ты что же, снова с деньгами шельмуешь?! – кричал дядя Ипат. Он поднимался, большой, угловатый, приносил ременные вожжи.
Лёшка не сопротивлялся. Покорно ложился на лавку.
– Брось, брось! – заступалась тетка Марья.
– Батя, батя! – молила Дуняша.
Но от этого дядя Ипат свирепел еще больше. Бил во всю силу, долго и зло.
Полный Георгиевский кавалер
В самый разгар лета прибыл в родительский дом Степан Зыков. Вошел, брякнул орденами. Глянул Лёшка: в ряд один к одному четыре Георгиевских креста на груди героя.
– Кавалер, полный Георгиевский кавалер! – закричал дядя Ипат и стал обнимать сына.
– Батюшки! – всплеснула руками тетка Марья и принялась плакать.
А через час вернулась Дуняша, стала в дверях, обомлела. Смотрит и не верит своим глазам, словно и не Степан вернулся.
– Дура! – крикнул дядя Ипат. – Чай, муж прибыл. В ножки ему, в ножки герою!
Дуняша заголосила, бросилась на пол.
Пили и ели в этот день, не жалея брюха. Невесть откуда тетка Марья достала копченого сига, напекла пирогов, а в щи наложила целую гору мяса. Смотрел Лёшка на стол – дух перехватывало.
– За героя! – кричал дядя Ипат. – За полного георгиевского кавалера! – и пил вино полными стаканами, как воду.
Поинтересовавшись, как сын доехал, дядя Ипат стал допытываться, за что кресты.
– Первый, он еще с 1914 года, – объяснял Степан, – за штыковую атаку под городом Перемышлем. А этот, – Степан показал пальцем на второй крест, – за спасение знамени полка. Третий крест был за прорыв австро-венгерского фронта и пленение германского генерала. Четвертый – за сбитый аэроплан.
– Да ну? – подивился дядя Ипат. – Значит, упал?
– Упал.