Я посмотрел на свою руку: слабосильную на вид, с пальцами
карманника или музыканта. Заметил на ней несколько тонких белых
шрамов – чужих, незнакомых. Это точно не рука того известного
боксёра. Да и не родился тот ещё. Не появился на свет в шестьдесят
девятом и я – мои родители лишь год назад познакомились на летней
студенческой практике в Кингисеппе. Им и в голову пока не
приходило, что будущий старший сын пойдёт по их стопам. Но выберет
для учёбы не Ленинград, и даже не Москву.
На вопрос, где нахожусь (в этой реальности или во сне), я
ответил ещё час назад: в Зареченске – тут не могло быть никаких
сомнений.
Не сомневался теперь и когда я здесь очутился: второго сентября
тысяча девятьсот шестьдесят девятого года – это подсказала встреча
со Светой Пимочкиной.
Догадывался и чьё тело занял.
Я поправил на груди комсомольский значок. Подумал: «Такое могло
только присниться». Покачал головой: всё ещё не верил в реальность
происходящего. Провёл языком по сухим губам. Вспомнил лицо со
впалыми щеками и голубыми глазами – того молодого паренька,
которого рассматривал сегодня в зеркале. Знакомое лицо. Потому что
я точно его видел раньше. И даже вспомнил, где именно. На
фотографии.
«Александр Усик, - мысленно произнёс я. – Вот такие пирожки с
капустой. Лучше бы моё сознание переместили в меня молодого. Или
хотя бы в того боксёра».
Сжал кулаки, посмотрел на острые костяшки, обтянутые тонкой
кожей.
«Не боксёр».
«Точно не Боксёр». Печально известного в Зареченске Сашу Усика,
телом которого я теперь управлял, журналисты в будущем окрестили
иначе: Комсомолец.
Светлану Пимочкину в тысяча девятьсот семидесятом году убил
маньяк. В этом не сомневалась её родная сестра, проводившая
собственное расследование. По словам Людмилы Сергеевны, к тому же
выводу в начале семидесятых пришло следствие. Об этом же в
семидесятом шептались на кухнях Зареченска (официально о маньяке
тогда не говорили) – тоже, по словам Гомоновой. Похожую версию уже
в девяностые выдвинули и журналисты, выплеснувшие на страницы
зареченских газет старые криминальные истории.
Пимочкина погибла в промежутке между одиннадцатью часами вечера
до полуночи. Двадцать шестого января, в начале первого ночи её
обнаружил на аллее Пушкинского парка, в нескольких шагах от
памятника, случайный прохожий. Уже мёртвую. С пробитой головой. Там
же потом нашли и орудие убийства – обычный молоток, какие в те
времена использовались и продавались повсеместно. Точно такой же,
какими маньяк убил до неё двух других женщин. А после – проломил
голову и четвёртой, ставшей последней из его известных жертв.