Чувствовал на своём затылке пристальный взгляд (Пимочкина?), но
не обернулся. В прошлой жизни я хорошо научился обращаться с
женщинами в постели. А вот все эти разборки «любишь – не любишь»
обходил стороной. В молодости мне хватало общения с женой. Потом
предпочитал скоротечные романы, когда жена решила, что сможет
прекрасно жить без меня, но на мои деньги (на алименты она купила
две квартиры в Москве и одну в Питере). Указывал девицам на порог,
как только заходила речь о «серьёзных» отношениях – благо партия в
то время уже не наказывала за аморальное поведение.
С удивлением обнаружил, что перспектива «разборок» с комсоргом
напрягала меня сильней, чем предстоящие встречи с маньяками.
Головой я понимал, что все эти Светкины взгляды, улыбки и подарки в
виде гематогена – не что иное, как ухаживание. И в то же время,
никаких конкретных шагов в борьбе за мою руку и сердце Пимочкина
пока не предпринимала. Я находил глупым ругать девчонку за хорошее
ко мне отношение. И в то же время понимал, что её «шефство» надо
мной ни к чему хорошему не приведёт – ни для неё, ни для меня.
Однако всё не находил подходящего момента, чтобы расставить точки
над «ё» в наших бесперспективных отношениях.
Вынул из потёртой текстильной сумки (как же мне недоставало в
этом времени полиэтиленовых пакетов!) чистую толстую тетрадь,
заготовленную для учёбы ещё самим Комсомольцем. Проверил работу
шариковой ручки – снова порадовался, что не придётся писать
перьевой: не представлял, как вообще можно писать, макая железку в
чернила. Никто не спешил занимать по правую руку от меня свободное
место. Либо не считали его удачным, либо не желали делить парту со
мной. Это в прошлой жизни от желавших сидеть со мной рядом не было
бы отбоя – и в институте, и после. Теперь моё соседство не казалось
одногруппникам привлекательным.
«Пора привыкать к новым реалиям», - подумал я.
И услышал первый в моей новой жизни звонок на урок.
***
Преподаватель вошёл в аудиторию сразу же, как смолк звонок –
невысокий, короткостриженый, с лысой макушкой, чёрными усами и
бородкой а-ля Дзержинский. Одернул полы серого пиджака с
испачканными мелом рукавами. Плотно прикрыл высокую массивную дверь
– та жалобно скрипнула. Близоруко сощурил глаза, не глядя на
студентов прошёл к своему столу, поставил на стул портфель. Принёс
с собой резкий запах одеколона, и табачного дыма.