Дедушка ушёл из жизни один, без нас, в госпитале… Он бежал из еврейской культуры, а мы, русские, не очень-то занимаемся своими стариками. Бабушка иногда мстила деду за свои какие-то женские обиды. Нам он никогда ни на что не жаловался, только спрашивал, как у нас дела. Называл меня «доченькой».
Деда нет. Но я тебе передаю, китайская девочка Света, настоящее имя твоё надо бы наконец запомнить, – эти перлы, украденные шустрым еврейским юношей, думаю, больше из книг, чем из жизни, эти любимые им слова чужого языка, русского языка – из рук в руки. Из уст в уста. На, возьми. Они волшебные.
Мы и не заметили с девочкой, как закончилась пара. Везде было полно народу.
Гусарская вечеринка как гипертекст
– Вот уж кого Тим меньше всего ожидал увидеть в своей постели… с эксклюзивным шёлковым бельём… – вздохнул Роман. – Он совсем не обрадовался, увидев, проснувшись, мою небритую морду. Как ты думаешь – не очень глупо, что я не воспользовался случаем… ну, насчет Кимико?
– Конечно, нет. Это не наш стиль. – К тому же…
– Да, – кивает Роман, – к тому же это. Только ради бога, когда она приедет – ну понятно кто – или ты с ней где-то встретишься, пообещай, что ни слова.
– Даже если она и нагрянет сюда из Японии, то рассказать пока, при всем моем желании, совершенно нечего…
– Именно! – вопиет мой друг, – рассказать нечего, а объяснить, что делала другая девушка в моей постели, невозможно. Обязательно себя скомпрометирую. Самая обидная ситуация!
– Да уж. Мне бы тоже такое не понравилось. Навсегда даже не понравиться могло бы.
– Вот видишь.
– Но мне, однако, показалось…
– Нет, нет. Ничего не изменилось. Кстати, у нас с той скоро три года совместной жизни. Хотя за последние два года мы виделись всего-то…
И мы с Романом впадаем в задумчивость над тарелками, растопырив палочки. Мы обедаем в столовой Чжэцзянского университета – той, что самая большая в Азии, кстати. – Знаешь что?… – хором говорим друг другу мы. И умолкаем, потому что сказать-то, собственно, нечего. Потому что мы очень верим в свои миражи. А вдруг…
А вдруг наши сожаления о погубленной любви и жизни выпорхнут стаей зелёных длиннохвостых птиц однажды утром в окно?… И эти запутанные любовные тропы приведут прямехонько в рай…
…Когда с вечеринки ушла Лян, мы прямо почувствовали, что остались все свои. Как люди становятся своими – одна из величайших загадок вселенной. И мы не находим ничего лучше, как начать рассказывать свои лав-сториз. Точнее, рассказываем мы с Тимом, а остальные всё как-то выкручиваются. То ли мы уже старые и нам все равно, то ли для нас они уже не имеют особого значения и мы пытаемся рассеять их прах, смешав его с сегодняшним – индекс высокий, Роман сказал, – смогом… Я был женат на ней. Да, мы были по-настоящему женаты. Со свадьбой в Южной Африке. С двумя свадьбами. Два года – и вдруг она уходит. Ничего не сказав мне. Я был просто убит. (Поглядывает на Кимико). Что? Отчего?? Нашла другого? Неизвестно. Я тогда много работал, писал PhD, не знаю… Она была очень красивая. Высокая, длинные волосы. (Умолкает, когда Кимико возвращается из туалетной комнаты). Мы выходили в магазины по воскресеньям, как все, и ходили в гости, и я предлагал детей… Непонятно… И он умолкает ещё окончательнее – в штате Колорадо родился маленький полицейский – а лица слушателей обращаются ко мне.