Наши взгляды встречаются, и я начинаю ему улыбаться. Теперь он идёт ко мне, а я шагаю к нему. Сейчас это даётся легко: у меня прекрасное настроение. Ни боли, ни смущению к нему не пробраться.
— Привет, — я останавливаюсь на расстоянии, которое и полагается близким друзьям. Нас ведь можно так назвать? Я к нему хорошо отношусь, и Булат во многом мне помог. Я умею быть благодарной.
— Здравствуй.
Если у меня глаза, как озёра, то у Булата — как два тёмных колодца, на дне которых поблёскивает золото. Хочется шагнуть в них и лететь, лететь вниз, пока не соприкоснёшься с россыпями губами.
Я не спешу говорить. Сегодня я умею вкушать удовольствие. Мне нравится на него смотреть, складывать воспоминания о его лице с тем, что вижу сейчас, и радоваться, как изображения идеально встают в пазы. Чёткая, будто выведенная рукой художника, линия бровей, чёрные загнутые ресницы, щетина на щеках, сгущающаяся к подбородку. Я невольно трогаю губы языком, когда смотрю на его рот, и на удивление чувствую его вкус: тёплый, сладко-солоноватый.
— Как твои дела, Таисия?
Я улыбаюсь шире. У Булата красивый голос. От него начинает щекотать в животе.
— Хорошо. У меня всё прекрасно, правда. Ты, наверное, и сам видишь.
— Вижу.
Я смотрю на его шею в расстёгнутом воротнике рубашки. Если её коснуться, она будет горячей. Ни у кого нет такой горячей кожи. Подаюсь вперёд и глубоко вдыхаю. Жар в животе усиливается, поднимается к груди. Он безумно вкусно пахнет. Сейчас кажется, что лучшего запаха ещё не придумали.
— Что ты делаешь? — дыхание Булата ласкает мою щёку: в нём он сам и алкоголь.
— Я просто рада тебя видеть, — я придвигаюсь ближе, кончиками пальцев дотрагиваюсь до его груди, скольжу к карману рубашки. Кожу приятно покалывает: так жалит жар его тела. — Вечер сегодня замечательный, а мы с тобой друзья.
Он ничего не отвечает. Наверное, как и я, использует своё право не разговаривать.
Я перемещаю пальцы к его плечу, поглаживаю гладкую ткань рубашки, исследую до тех пор, пока не нахожу то, что искала. Неровность со взбугрившимися краями, которая когда-то могла отнять его у меня.
— Больше не болит? — шепчу, поднимая глаза. Колодцы гипнотизируют меня, утягивают на дно, маня ощутить драгоценную прохладу.
— Болит иногда.
Мне кажется, что я слышу стук его сердца, — так близко мы стоим. Гулкое эхо ударов отдаётся в грудной клетке, терпкий запах обволакивает. Необыкновенный вечер, в котором мне всё удаётся.