Я начинаю смеяться, шутливо стучу кулаками по его плечам, чтобы опустил. Платье же задирается и мнётся. Вот такой Антон. Энергичный, сшибает с ног своим энтузиазмом. Он и в компании так: всех заводит.
— Пойдём, — он перехватывает мою ладонь, тянет за собой. — Ты уже с Миром познакомилась же, да? Жаль, Марика сегодня нет. Он из их компании. Угарный чел. А! Ты его на тусе в «Атриуме» видеть могла?
Я смеюсь.
— Может быть. Но вряд ли я его вспомню.
Приносят новые блюда, произносят следующую порцию тостов. Антон трогательно поздравляет Сергея Львовича, говоря, что если бы не отец, то он вырос бы совсем другим человеком. Антона я считаю замечательным, поэтому украдкой смахиваю слезу. Всё-таки любовь между поколениями — это что-то особенное.
Потом Антон просит дать ему время, чтобы с кем-то переговорить, и я, памятуя о его важной миссии, иду бродить по залу. Улыбаюсь Тати, когда ловлю её взгляд, и маме Антона тоже.
Завидев дверь, ведущую на летнюю террасу, я ускоряю шаг. На улице по-осеннему прохладно, и это то, что нужно, чтобы остудить нагретые вином щёки.
Едва я переступаю порог, в ноздри проникает сигаретный запах. Тяжёлая дверь бьёт меня по спине. Это потому, что я застываю, ослеплённая вспышками мучительных воспоминаний: повисшая в воздухе сизая змейка, немая к моей агонии... дым, ударяющийся в стекло...
Сбежать? Я не трусиха. Я не искала его, а просто вышла подышать воздухом.
Стараясь не сильно стучать каблуками, но и не красться, я иду по деревянному настилу. Булат выпускает изо рта никотиновую струю, снова затягивается, смотрит.
— Привет ещё раз, — я облокачиваюсь на шлифованные перила на безопасном расстоянии от него, сдержанно улыбаюсь. — Я вышла подышать воздухом.
Он выдыхает очередное облако дыма.
— Я вижу.
Пауза. Я ненавижу паузы, а сейчас тем более. С ним они словно приобретают значимость, хотя на самом деле нет.
— А ты всё ещё куришь. Один человек мне говорил, что это давно не модно.
— Он был прав. Но мне-то на моду плевать.
Он всегда так разговаривает. Что и не поспоришь, и даже отшутиться сложно. Чувствуешь себя рядом с ним младше, глупее. Вернее, не глупее. Теряешь уверенность и становишься нервной.
— А ещё говорят, что Москва большой город, да? — издаю ироничный смешок. — Сколько миллионов? Пятнадцать?
— Тринадцать почти.