На самом деле история была аховая, и в растерянности находились
все. Толком никто не понимал, как нужно действовать в этой
ситуации, поэтому даже между собой бойцы группы разговаривали мало
– каждый обкатывал факты внутри себя, пытаясь с ними смириться.
После небольшого разговора с Быком, Рим решил поберечь барышню.
Кто знает, как она отреагирует? Только бабской истерики им здесь не
хватало. Узнает позднее, ничего страшного.
Между тем, положение было более чем серьезное. Им надо было на
что-то жить. Запас сухпайков уверенно подходил к концу. Мысль о
том, чтобы вернуться назад, безусловно, присутствовала, но никто из
них даже близко не понимал, что конкретно нужно сделать. Потому Рим
тянул время, заставляя всех по очереди проходить эти адские сеансы
– язык в этом мире понадобится всем.
Хорошо было уже то, что не приходилось каждый раз мучить купца –
Скрип составил нечто вроде упрощенной программы и перегонял знания
напрямую со своего «чемоданчика». Хотя, конечно, пациент все равно
испытывал адскую боль.
Фифе же уговоры не помогли. Когда она увидела, как трясущимися
руками снимает липучки с висков Бык, никакие разговоры и доводы
разума не сработали – она подняла визг и рыдала как ребенок, не
желая проходить урок.
Психанувший Рим отдал приказ лейтенантам связать дурынду. Так
прошло ее первое занятие.
Самым тяжелым даже были не эти сеансы, а то, что все остальное
время члены группы не знали, чем заняться, и маялись от безделья.
На четвертый день с утра Бык забрал с собой лейтенантов и
отправился на охоту. По словам Хосе в этом лесу водились даже
кабаны.
Комплект сменной одежды лежал в НЗ их машины, как и положено
было по описи, но ни стиральных машин, ни ультразвуковых прачечных
поблизости не наблюдалось. Зато был ручей, и раскладной силиконовый
то ли таз, то ли большая миска. Свалив туда груду носков, трусов и
маек, Рим на голубом глазу вручил это добро Фифе и потребовал
постирать.
Он был взрослый мужик, схававший в этой жизни достаточно много,
и прекрасно понимал, что в любой момент может рявкнуть и построить
девчонку так, как ей и не снилось, когда она жила под крылом
папика. Останавливали его, как ни странно, не только жалость, но и
опасения за неё.
Пусть этот мир и рухнул им на голову совершенно невероятным
способом, но все они мужики, и худо-бедно приспособятся. Смогут
добыть себе кусок хлеба и угол под крышей. С дурындой было сложнее:
она действительно не блистала умом или характером. И как объяснить
ей, во что именно они вляпались всей командой, Рим не слишком
представлял.