Из омывальной я вышла, завёрнутая в простыню, на случай если
кто-то из призванных Буппой слуг как раз оказался в покоях. И не
зря: посреди моей спальни стоял какой-то мужчина.
Не махарьят. Светленький такой, будто не то что махары, солнца в
жизни не видел. Зато черноволосый.
— Это что? — выпалила я, придерживая полотенце на груди.
— Я бы попросил, чтобы... — как раз говорил он, но при виде меня
осёкся. Похоже, пока я мылась, он тут препирался с Буппой: служанка
стояла от меня за ширмой, сложив руки на груди. — Э-э, пранья
Кессарин?
— Она самая, — процедила я. — С кем имею честь беседовать
посреди собственной спальни неодетая?
До него, кажется, только что дошло, что на мне не чересчур
потасканное мунду, а простыня.
— Вы... — запнулся он. Сверкнул пунцовыми узорами и скатился по
лестнице.
— Бесстыдник, — фыркнула Буппа. — Я его три раза пыталась
предупредить, не слушает вообще!
— Кто это был?
— Да тут какой-то, — махнула рукой Буппа. — Управляющий или кто
его знает. Я пару мальчишек позвала сундуки таскать, а этот явился,
мол, что тут происходит да кто посмел эксплуатировать учеников! А я
ему говорю, если ты тут заправляешь, так организовал бы пранье
доставку багажа! Вот, я сейчас сам разберусь, ты, мол, не лезь. Ну
и вышло, что вышло!
— Понятно.
Я критически себя оглядела. Ну хотя бы цвет кожи удержала,
несмотря на удивление. Узоры мои тлели, как забытые угли, но тут уж
сам виноват. К счастью, оказалось, что ученики успели затащить
наверх один сундук, так что для меня нашёлся костюм — приличное
чоли, длинная юбка-солнце и несколько разных сатик, из которых я
выбрала самую непрозрачную, чтобы не сверкать мышцами живота.
— Пранья, куда же вы собрались? — одёрнула меня Буппа, когда я
уже намеревалась сбежать по лестнице и пойти надрать этому
управляющему все подвернувшиеся места. — А лицо накрасить? А
причёску?
— Сегодня ж уже не свадьба, — растерялась я. И под взглядом
Буппы поняла, что свадьба — не свадьба, а с голым лицом меня никто
из дому не выпустит. Небеса, скорее бы уже сжечь тут всё к
прародителю!
В итоге из дома я вышла значительно позже, размалёванная и
заплетённая, как праздничная статуя. Бегать босиком мне Буппа
категорически запретила — мол, приличная прати никогда не касается
ступнями земли, так что пришлось снова надвинуть сандалии, и подол
юбки снова за них цеплялся. Злая на весь мир, я пошла искать
господина управляющего.