Я озадачился еще больше. Про регламент срочных писем я слышал,
тем не менее, меня все равно удивила поспешность выполнения
надзирателем своих обязанностей. Раньше за подобным ни он, ни
Носорог, ни кто-либо другой замечены не были.
Мы двинулись в переговорную комнату. Прошли по главному
помещению до конца и свернули в узкий коридор, который мы называли
«дорогой в прошлое» и который заканчивался стальной дверью. По
этому коридору я ходил не чаще одного раза в два месяца, как
позволял этот чертов тюремный регламент, и от последнего моего
визита прошло едва ли чуть больше трех недель.
Подгоняемый надзирателем, я шел по «дороге в прошлое», и моя
тревога с каждым шагом нарастала. В этом мире не так много людей,
которым было все еще не наплевать на заключенного Алекса Хоксвелла,
посмевшего нарушить приказ командования и за это лишившегося почти
всех благ цивилизации. Родители и друзья детства погибли при
бомбардировке Лямории. Оставался еще дядька со стороны отца,
который покинул родную планету задолго до начала войны, но от него
я не получал вестей уже много лет. Да и он всего один раз еще в
самом начале моего заключения отправил мне письмо с
соболезнованиями и пожеланиями не падать духом. Спасибо, мать твою,
больше. Без его напутствий я бы не справился. Впрочем, мне всегда
было на него наплевать, как и моему отцу.
В результате, если не кривить душой и быть честным с собой до
конца, то в мире оставался только один человек, которому я был
небезразличен. И с ним, а вернее с ней, я уже выходил на связь в
упомянутые три недели назад.
– Шевелись, заключенный, – толкнул меня в спину концом дубинки
Падре. – Иисус всегда говорил, что тот, кто не торопится жить,
стремится к самоубийству. А самоубийство – грех.
– Не неси бред, святой отец. Иисус ничего подобного не говорил.
Ты это только что придумал, – сказал я.
– Закрой рот, – с затаенной угрозой посоветовал
Мафусаил-Калеб.
Мы как раз дошли до двери, и надзиратель коснулся ладонью
сенсорной панели справа. Стальная пластина со стальным визгом
поднялась.
– У тебя пять минут. – Он снова толкнул меня в спину, я сделал
пару шагов вперед, и дверь позади меня закрылась.
Переговорная комната представляла собой квадратное помещение
площадью девять квадратных метров. С голых серых стен местами
облезла краска. Один из трех светильников, тускло взирающих на
несчастных заключенных с потолка, не работал.