Амия сир-Кат Рин-три была здесь. Воздух был наполнен ее
ароматом, в котором, однако, присутствовала какая-то странная
незнакомая нотка, которая не было раньше. И она была настолько
доминирующей в этом запахе, так сильно выбивалась и выделялась из
неповторимого и знакомого до последней молекулы запаха Амии сир-Кат
Рин-три, что Ворвуд ам-Вор Скар-один на мгновение замер, заново
пробуя аромат и пытаясь понять, что изменилось.
Поэтому о приближении опасности он узнал только тогда, когда
одна из передних ног захрустела под чужими хелицерами...
Ворвуд ам-Вор Скар-один резко развернулся, отчего поврежденная
нога подломилась и полностью развалилась на две половины, завалился
набок, но все же смог поймать равновесие и отскочить назад,
вытягивая усики в сторону опасности и яростно посылая вперед
импульсы эхолокации.
Он уже знал, кто его атаковал. Знал, но боялся поверить.
Амия сир-Кат Рин-три, милая Амия сир-Кат Рин-три, запах которой
нельзя спутать ни с каким другим, наступала на Ворвуда ам-Вор
Скар-один, подняв хелицеры в хищном оскале. Из ее плейрита торчала
особенно длинный и толстый кристалл, яростно резонирующий в
импульсах эхолокации.
Все. Теперь уже можно никуда не торопиться. И ничего больше не
делать. Если даже Амия сир-Кат Рин-три превратилась в это, то
значит, это повсюду. И не надо уже бежать к старым, потому что
старых тоже больше нет. Никого больше нет. Остался один только
Ворвуд ам-Вор Скар-один, окруженный сошедшими с ума карнаками. А
значит, и жить больше незачем.
И Ворвуд ам-Вор Скар-один грустно опустил голову, дожидаясь,
когда хелицеры его самки сомкнутся на ней...
И она не заставила себя ждать.
Кажется, я пришел в себя. Кажется, у меня снова не шесть
конечностей, а четыре, и, кажется, я снова не понимаю, как возможно
управлять больше, чем четырьмя.
Уперевшись руками в пол, я приподнялся и открыл глаза. Несмотря
на то, что в помещении все так же царила полутьма, для меня и это
оказалось чересчур. После этого то ли сна, то ли видения, в котором
у меня глаз не было вовсе, а значит и зрения тоже, этот неяркие
свет резанул по глазам так, словно я месяц просидел в подземелье!
Пришлось снова смежить веки, приоткрыть их совсем чуть-чуть, чтобы
осталась только крошечная щель, позволяющая понимать только где
есть свет, а где его нет, и принять сидячее положение в таком
состоянии.