Человечина продавалась на рынках,
сначала под видом свинины, а затем и просто так. Если находился
тот, кто сбрасывал ее с прилавков и зарывал, призывая к страху
перед Господом, то еще до рассвета мясо выкапывали, чтобы сожрать.
Зачастую на те же прилавки отправлялся и ретивый праведник, ежели
не успел сбежать подальше да побыстрее. Одинокие путники боялись
ночевать в незнакомых местах, да и в знакомых тоже; господа
косились на слуг, держа оружие под рукой, а слуги на господ,
втихомолку точа ножи, ибо где правит Голод, там нет места совести,
морали и вере.
В 1035 году праведный гнев Божий
иссяк, и удалось собрать какой-никакой урожай, скудный, но все же
достаточно, чтобы впроголодь накормить уцелевших. Голод понемногу
стал иссякать, пожух, скорчился, уполз в тени, поджидая нового
часа. Бедствие закончилось.
Но не закончилась история…
_______________________
Осень 1036 года
Не слишком далеко и не слишком близко
от Монбельяра, который, в свою очередь, неподалеку от границы со
Швейцарией.
Когда-то здесь проходила оживленная
дорога, широкая, хорошо утоптанная многими тысячами ног и колес до
твердости камня. Даже сейчас, спустя несколько лет полного
запустения, ковыль и прочая трава с большим трудом пробивались к
солнцу. Но в целом тракт имел такой вид, будто ни одна живая душа
не ступала здесь десяток-другой лет, самое меньшее, а может и
подольше. Кое-где на обочинах, укрытые колючими кустами, а где и
просто на виду, валялись кости, на свинячьи или коровьи никак не
похожие. Память о страшных годах, когда толпы обезумевших от голода
крестьян метались незнамо куда, ведомые слухами о том, что «где-то
там» можно раздобыть еду. Еды, разумеется, нигде не было, потому
что «там» - оно как радуга, всегда чуть дальше вытянутой руки. И
множество неприкаянных беженцев усеивало изможденными телами дороги
Франции, Германии, а также прилегающих земель. Там, где людей
побольше и жизнь пооживленнее, следы бедствия постарались убрать,
замести, забыть. А здесь… Здесь это здесь.
Впрочем, и в местной глуши, судя по
некоторым отметинам, жизнь пробивалась слабыми ростками. Тут след
копыта с подковами, чуть подальше - примятая трава, груженая телега
прошла. Кострище недельного срока или около того. Но в целом -
тишь, безлюдье, запустение. Будь в небольшой кавалькаде человек,
хорошо знающий Писание, он, пожалуй, мог бы процитировать
что-нибудь насчет терний с волчцами, долины смертной тени,
пустынных земель или еще какую-нито красивость. Но таковых среди
шестерых всадников не нашлось.