Три вооруженных до зубов мавра из
далекого Магриба даже если бы имели языки, все равно молились
другому богу и закономерно пренебрегали словами пророка Исы и его
учеников. Командир отряда - немногословный датчанин, к чьему
изборожденному морщинами лицу буквально пришили
брезгливо-недовольную гримасу, переживал затянувшийся кризис веры и
никак не мог решить, кто ему больше по сердцу - Христос или
Престарелый Гаутр, Копейщик, Всеотец (и еще много славных имен,
которые так и не сумели выжечь попы из памяти народной, хоть и
весьма старались, выжигая вместе с носителями той самой памяти). А
пятый - слуга - вообще читать не умел, а если бы и умел, то резонно
полагал, что каждому свое, поэтому всякие сложности бормотать - это
к монашеской братии. Шестой же член малой, но бодрой команды, от
рассвета до заката не снимал капюшон, не открывал лицо и думал о
вещах странных, от доброго христианства весьма и весьма
далеких.
Путь их был далек и непрост, однако
нельзя сказать, чтобы тяжек. Скорее - неудобен, как и полагается в
дороге, когда ночуешь под звездным небом, положив под голову седло,
а на грудь - кинжал без ножен. Ибо мало ли… Поэтому когда за
очередным поворотом старой дороги появилось несколько построек,
похожих на замок с пристройками, реакция была смешанной. Вроде и
повод напрячься, качнуть разок-другой меч в ножнах - легко ли
выходит, не застрянет ли в нужный миг? Ну и понятное дело, щит
наизготовку, чтобы висел на толстом ремне, готовый прикрыть хозяина
от стрелы, скажем, вон из тех кустов… А с другой стороны -
какая-никакая, но крыша. Наверняка очаг найдется, охапка соломы, а
при везении - даже кровать. И дверь, чтобы ее запереть и снять
опостылевшую кольчугу, от которой кости ломит, как у старика, а
хребтина того и гляди - свалится в портки. Нет, ее, конечно, можно
и так снять на сон грядущий, у вольного костерка. Или вообще не
надевать. Но это совсем дурным надо быть - в таких то местах, где
давно случается разное. И странное.
Компания сама собой, без команды,
привычно и ловко перестроилась. Человек в капюшоне оказался в
центре, прикрытый со всех сторон спутниками. Слуга остался в
арьергарде, как лодка за галерой. Датчанин выдвинулся вперед живым
щитом, готовый принимать на прочный доспех с войлочной поддевкой
любые неприятности. Надо сказать, северный воин по прозвищу Гримр
(то есть Мрачный, а имени он и сам не знал, потому что родителей
мор унеспрежде, чем они поведали секрет первому и единственному
сыну) в дороге страшно мучился от жары, однако доспех не снимал.
Ибо по личному опыту знал - стрела из лука пробивает союз
добротного войлока и крепкой кольчуги разве что в упор. Да и
самострелу такую защиту взять нелегко, если конечно дуга не из
немецкой стали.