У Лосева было такое лицо, будто у него сейчас случится припадок. Где-то в глубине души я испытывала от этого наслаждение, еще глубже — панику: что же я такое вытворяю и почему не могу остановиться?
— Убирайся! — завопил он.
— По собственному желанию? — промурлыкала я.
Лосев сжал кулаки, но с очевидной мукой сдержался. Казалось, ему очень хотелось меня ударить.
— Да, — выдавил он.
— И я не была в отпуске, вы помните?
— Ну знаешь!.. — Он приблизился ко мне на опасно близкое расстояние.
Я равнодушно встретила его взбешенный взгляд. Поразительно, как действует спокойствие другого на человека на находящегося в ярости. Цвет лица моего — я теперь четко это осознавала — бывшего начальника стал совершенно багряным. Его не боялись, над ним имели власть.
— Уходи подобру-поздорову, — почти взмолился он.
— Слушаю и повинуюсь, Олег Семенович, — пропела я, подхватила коробку со своим немногочисленными пожитками и выпорхнула за дверь.
Хотелось смеяться. Даже не смеяться — хохотать во весь голос. Эта свобода окрыляла. И это была вовсе не свобода от надоевшей работы и несправедливого начальника, это было освобождение от своих комплексов. Страх непонимания совершенно пропал, мне стало безразлично, что подвигло меня такое необычное для себя поведение. Сегодня я была настолько счастлива, что мне не хотелось думать ни о причинах, ни о последствиях.
Плюхнулась на водительское сиденье и еще просто сидела несколько минут, тихо улыбаясь сама себе и гадая, почему я так долго тянула и как так, что простое увольнение принесло столько счастья.
Из ощущения эйфории меня вырвал телефонный звонок. Звонила моя одноклассница, а затем и однокашница. В университетскую эпоху мы были очень дружны, потом интересы разделились: я превратилась в офисную крысу, она же была и оставалась заядлой тусовщицей, и это не смогли изменить ни неудачный ранний брак, ни маленькая дочка.
В последнее время я не горела желанием с ней общаться. Все ее редкие звонки сводились к попыткам вытянуть меня на «свет божий», как она называла поход в ночной клуб, а мои ответы переходили из односложных в неумелые попытки отказать, не обидев.
Как ни странно, я почувствовала радость, увидев высветившееся имя «Ирунчик» на экране телефона.
Я уже открыла рот для того, чтобы сказать «привет», но мои губы снова сыграли со мной злую шутку и выдали: