Рассмотрел номер и бросил взгляд на пронумерованные окошки, на
которые выводилось изображения. Целая стена — огромный монитор.
Тихий стук крови в ушах, я чувствовал страх от того, что мог там
увидеть. Но, тем не менее, подошёл, тяжело переставляя, ставшие
внезапно ватными ноги, к нужной секции и застыл.
Четыре тела, не накрытые даже простынями, лежали на
металлических столах. Все несли на себе следы вскрытия. Две
взрослые женщины и два ребёнка. Девочки. Одна черноволосая, а
вторая… огненно-рыжая, так похожая на…
— Сэнди… — прошептал я под шлемом и вздрогнул. Воспоминания о
погибшей малышке, которые я всегда от себя гнал, снова плеснули
горечью.
Девочка повернула голову в сторону камеры, заставив меня забыть,
как нужно дышать, и открыла глаза. Тихий стук крови в
неестественной тишине внезапно ударил барабанами, сердце билось
настолько сильно, что казалось вот-вот проломит рёбра. Затянутые
плёнкой смерти глаза смотрели прямо на меня. Снова. Безразлично и
холодно.
— Ты опоздал, ненастоящий Герой, — сквозь удары крови в ушах
донёсся нежный, равнодушный голос. — Опять. Сколько ещё маленьких
девочек должно умереть, чтобы ты начал приходить вовремя?
— Я… — в глазах защипало, во рту пересохло, а в горле встал
горький комок обиды. Кровь отбивала беспорядочный панический ритм,
но тихий голос мертвой малышки звучал явственно.
— Опоздал, — безэмоционально и бескомпромиссно закончила она за
меня. — Может стоит поторопиться, пока на соседние столы не легли
мои подруги?
Я бросил быстрый, панический взгляд на соседние картинки, где
люди в форме, а иногда и в белых халатах, поспешно выводили
немногочисленных заключённых из камер. Снова вернулся к моргу, но
девочка лежала прямо, закрыв глаза.
Сердце бешено стучало в груди, настолько мощно, что каждый удар
отдавался болью.
— Опоздал… Опоздал…
— Саламандр? — за спиной, прорвавшись сквозь фантомную тишину,
послышался голос Ванды.
— Я снова опоздал… — шепчу я. Опять они убивают детей. Снова.
Ссссуки.
— Сал, с тобой всё в порядке?
Барабаны в ушах отстукивали уже не панику. Гнев, щедро
распаляемый зло рычащим Пламенем начинал выбивать ритм ярости.
— Но больше…
Ужас и отчаяние выдавливались жаром всё сильнее пылающего
Пламени, в рёве которого я слышал безумие ненависти.
— Они не убьют ни одного ребёнка, — тихо рычу под маской.
Говорить становится неудобно, ощущение странное — как будто мешают
зубы.