Кладбища всегда манили Лизу. Почему—она объяснить не могла, но проходя мимо кладбищ, могла часами разглядывать надгробия. Считать сколько человек прожил, какие события застал, во сколько умер. Ей представлялось как жил этот человек, как ушел из жизни, а по состоянию могилы она могла предположить, любят ли этого человека после смерти, помнят ли о нем.
Могила Татьяны Федоровны, так звали бабушку Димы, была очень красива. Резной черный заборчик, внутри столик и лавочка, тоже черные, металлические, на лавочке деревянный настил, мраморная плитка и фотография юной смеющейся девчонки лет двадцати пяти. Если и можно было заподозрить, что здесь похоронен пожилой человек, то только по годам рождения и смерти.
— Так странно, почему фотография юности? — Лиза никогда прежде такого не видела.
— Ох, это она сама так попросила, говорит, хочу, чтобы меня помнили не сморщенной старухой, а молодой красавицей. Ты еще не видела, какую она одежду себе в гроб подготовила, она ее лет десять в шкафу хранила и периодически обновляла.
Виктор Анатольевич засмеялся, а затем притих и сел на лавочку.
— Что с вами? — Лиза забеспокоилась.
— Да ничего особенного, сердце зашлось. Бывает, секундочку посижу и пройдет.
— А вы к врачу ходили?
— С ерундой этой? Вот деньги я еще на ветер не выбрасывал.—И Виктор Анатольевич поднялся, достал из багажника маленькие лопатки, грабельки, тряпки.
Работать Лиза умела, она быстро привела в порядок и камень, и могилку, и даже территорию вокруг. А потом сжалилась над соседней безымянной могилой и ее в порядок тоже привела. Лиза почувствовала, что должна так сделать. Пусть этот человек никому не дорог, пусть никто не приходит его навещать—но это не повод, чтобы и она прошла мимо, не сделав все, что в ее силах. А в ее силах было вырвать сорняки, убрать мусор, оставить печенье. Виктор Анатольевич обновил краску и положил свежие цветы на могилку матери, поцеловал фото, перекрестился.
— Очень важно не бросать умерших, Лиза. Ведь пока о нас помнят — мы живы.
Они сели в машину и поехали дальше. Минут через десять Лиза увидела заброшенный трактор, затем совершенно пустые дома.
— Тут что, никто больше не живет?
— Человек 15 остались, наверно, на всю деревню. Как тут жить-то? Все перебираются из совхозов, делать тут больше нечего.