– В том мире, откуда я родом, сынок,
все волшебники.
– В том мире…
– Извини, Темьян, но на это у нас нет
времени. – Она вздохнула. – К сожалению, тебе придется пройти через
очень многое всего за один короткий день. Ты уже узнал, что такое
любовь. – Он покраснел. – Теперь тебе предстоит стать Зверем, а
потом узнать, что такое смерть.
– Смерть?.. Зверем?.. – Мысли его
путались, не в силах охватить происходящее. – Зверем? Сейчас? На
год раньше?!
– У нас нет этого года, Темьян. Все
произошло гораздо раньше, чем мы рассчитывали… Ладно, пора
начинать… – Мать взяла небольшую кожаную фляжку и вытащила пробку.
По сеновалу разнесся острый пряный запах настойки из караспиллы. –
Ты должен быть сильным, сынок. Я не хочу брать под контроль твой
разум. Сделай все сам.
– Сам… – эхом откликнулся он.
Больше всего на свете ему хотелось,
чтобы все происходящее оказалось сном. Хотелось проснуться и
обнаружить, что на дворе стоит ясное, прохладное утро, а на плече у
него спит Ариса. Хотелось, чтобы не было отчетливых звуков яростной
схватки за стеной сарая, остекленевших глаз Кунни и пугающе
спокойного голоса матери.
– Послушай меня внимательно, Темьян.
Я могу, как советовал Сцил, ввести тебя в транс, чтобы ты очнулся,
когда все закончится. Но потом тебе будет гораздо хуже: одному,
вынужденному бежать и непонимающему, что происходит.
– Одному… Бежать… – Ему казалось, еще
миг – и он упадет в обморок. Или сойдет с ума. Или умрет.
Тут дверь распахнулась, и на сеновал
ввалилось чудовище. Ростом с отца, судя по фигуре – мужчина, в
красной набедренной повязке, с бугрящимися мышцами и гладкой,
медного цвета кожей. Голова чудовища больше всего походила на
бычью: огромные изогнутые черные рога и бешено раздувающиеся
ноздри. В руках оно или он держал два широких клинка серебристого
цвета, изогнутых в форме полумесяца.
– Кабаёши! – воскликнула мать,
вскакивая на ноги.
– Женщина, – презрительно скривился
чужак. – Вот не знал, что среди оборотней попадаются такие
красотки. Может, позабавимся, прежде чем я убью тебя, а? Обещаю
быть грубым и жестоким, а тебе разрешаю кричать и плакать.
Доставишь мне удовольствие, и твой щенок умрет быстро, а нет –
вытяну из него кишки и заставлю их жрать.
Снаружи раздался дикий, истошный
крик. Перекрывая все остальные звуки, он вился на одной высокой
ноте, извещая о чьих-то немыслимых страданиях. Кабаёши улыбнулся,
слушая визг как чудесную музыку.