Нужно, нужно было ехать. Прямо скажем, едрешкин корень -
необходимо. И потому что Слово дал, поклялся умирающему другу
позаботиться об осиротевшей империи. Но и кроме того...
Ну почему у нас в Санкт-Петербурге ничего не может случиться
просто так?! Почему вся остальная страна живет просто, а у нас все
происходит каким-то изощренным, извилистым путем? Почему за любым и
каждым словом ищут второй, а то и третий смысл. Почему у нас при
дворе возможен разговор и вообще без слов? Жестами, позами,
мимикой. Как так вышло, что последний взгляд Николая, брошенный на
императрицу стал значить для меня больше, чем не особенно внятная
фраза на французском?! Но он, стоя уже на пороге Вечности, вымолвил
одно, имея в виду другое. Государь это понимал, как поняли и мы с
Минни. Нет, не только несчастную нашу Родину передавал моим заботам
Никса. Тот его взгляд, мимолетный жест исхудалой ладошкой, яснее
ясного говорил опытному царедворцу: "будь верной опорой для Марии
Федоровны, сохрани трон для моего сына".
- Извольте следовать за мной, Герман Густавович, - процедила
сквозь плотно сжатые зубы императрица, когда двадцать третьего
утром слуги подняли меня с колен у постели почившего Николая. -
Ныне нам надобно поговорить.
И я, пошатываясь на слабых, будто бы не своих ногах, поплелся
следом за шелестящими по паркету юбками императрицы. Как в тумане.
В мареве. И если бы не тот, вдруг снова вселившийся в меня некто,
не видел бы и не слышал ничего вокруг.
- Взгляните на это, сударь, - холодно, или даже - безжизненно,
выговорила Минни, протягивая мне свернутый и прошитый бело-золотой
нитью с красной печатью лист плотной, гербовой бумаги. - Вы вообще
способны сейчас мыслить?
- Да-да, Ваше Императорское Величество, - дернулся, словно бы
очнувшись, поспешно пробормотал я. И оглянулся, чтоб выяснить как
много вокруг свидетелей моего постыдного поведения. И едва
сдержался, чтоб кроме как легким движением брови не выдать свое
удивление тем обстоятельством, что в кабинете императрицы никого,
кроме нас и доверенного секретаря Никсы, добрейшего Федора
Адольфовича Оома не оказалось.
- Берите же, Герман, - нетерпеливо качнув документом, кажется,
более мягко напомнила Минни. - Сейчас я не стану передавать
вам, мой рыцарь, все бумаги, что оставил для вас Он…