Благодаря преимущественно домашнему образу жизни в школу я пошёл подготовленным, уже отчасти умея читать, считать и даже различая английские буквы. Проверку на наличие музыкального слуха при поступлении я не прошёл. Это было очень обидно – я просто не понял, что от меня хотят: повторить ритмический рисунок хлопков или просто похлопать в ладоши. А напеть мелодию срывающимся от волнения голосом в присутствии мамы и странной тётки уж точно было нереально с первой попытки.
Во время первого звонка я заплакал. Сказалось волнение и предчувствие того, что впереди что-то незнакомое, коллективное, долгое, занудное и обязательное. И назад дороги нет. Помню, как стоявшая рядом девочка с какой-то сыпью на лице посмотрела на меня с удивлением. Я только пожал плечами в ответ: такой уж я человек, ничего не могу с собой поделать.
Сев за парту, я первым делом достал карандаши и, слюнявя их, раскрасил ногти разными цветами. Хоть какая-то радость. На меня немедленно «донесли» учительнице, и она отправила меня в туалет мыть руки. Снова стало обидно. Во-первых, я ведь только-только закончил своё «произведение», а во-вторых стало ясно, что самодеятельность здесь не любят.
Я не умел многого из того, что умели мои сверстники. Например, подтягиваться на турнике и играть в шашки. А ещё заправлять постель после тихого часа (первый класс был на базе детского сада, с группой продлённого дня), но с этим мне добровольно помогал самый сильный мальчишка в классе.