Личная жизнь складывалась у Думбадзе сложно ещё и потому, что он немного оправился от голодных лет, и даже на службе с возмущением ловил себя на шальных мыслях.
И, видимо, что-то выдаёт человека прежде, чем он сам осознает перемену в себе.
Когда он шёл однажды утром по узкому деревянному тротуару, ему встретилась женщина. Он шёл нахмурившись и был зол оттого, что прохожие, узнав его, шарахались в стороны. А эта женщина смотрела прямо из-под сиреневой шляпки («где они их выкапывают?» – успел подумать Думбадзе). Она шла на него, и он встал одной ногой на камень, чтобы не встать в грязь, и хотел пропустить её.
– Товарищ Думбадзе, – сказала она, – вы не помните меня?
Думбадзе внимательно посмотрел под шляпку.
– Колобова?
– Вера Петровна.
– Слушаю, – ему стало не по себе от её неподвижного взгляда.
– Мы встречались при обыске у моей подруги по гимназии, Кравцовой. Вы тогда ничего не нашли.
Думбадзе помнил этот осенний случай. Ему было неприятно вспоминать о нём. Это был первый месяц его работы в городе.
– Слушаю, – повторил он.
– Вы мне нравитесь.
Думбадзе опешил.
– Что вы так смотрите? Ведь революция уравняла нас в правах.
– Вы не так это понимаете.
– Что же тут понимать? – пожала она плечами. – Я предлагаю вам рандеву, то есть встречу.
Думбадзе стиснул зубы. Он не мог понять – издевается она над ним или сошла с ума.
– Вы понимаете, что говорите? – резко спросил он.
– Ну конечно, – сказала Вера Петровна. – Ваша репутация. Вы же новые люди. Вслед за нигилистами. Прощайте.
Думбадзе с видимым облегчением кивнул головой и пошёл вниз.
– Постойте! – услышал он и оглянулся. – Слушайте… Вам это может показаться странным, подозрительным – вы ведь чекист, но я хочу встретиться с вами. Где угодно. Я люблю сильных людей. Не беспокойтесь, я не заговорщица. Я – женщина, хотя, может быть, вы и это разделение отменили…
– Вы очень много говорите, – медленно сказал Думбадзе.
Она расхохоталась.
– Так говорите вы! Или вы думаете, что это в порядке вещей, если женщина назначает свидание?
– Нет, я не думаю так. Где вы живёте?
– Бульвар Коминтерна, семь, а по-старому…
– Мне не надо по-старому.
– Мой отец…
– И про отца не надо. Я приду в одиннадцать.
«Эта женщина, – подумал Думбадзе, – сумасшедшая».
В своём кабинете он подошёл к зеркалу и осмотрел себя. Он сдвигал брови, смотрел исподлобья, скалил крепкие зубы и не находил в себе ничего, чем может увлечься женщина. За этим занятием и застал его член коллегии бывший матрос Махорин.