Не сказать, что его новая знакомая была хороша собой: она не обладала той особой неуловимой прелестью парижанок, за которой отчасти и гнались мастера кисти как за собственным вдохновением, однако голубая кровь де Преверов давала о себе знать в повороте головы, в утонченных кистях рук и удлиненных ногтях, в тихом голосе и даже во взгляде пасмурно-голубых глаз – ровно под цвет ее капора.
– Вы зайдете к нам сегодня на чай? Маман будет очень рада гостям, они у нас так редко бывают…
– Только после десяти, пожалуй, – обреченно выдохнул Пол. – Раньше никак не выходит.
– Да, конечно! Мы с маман очень поздно ложимся, поэтому в десять будет в самый раз! – воскликнула Синтия и взялась за ручку двери дома, у которого они очутились. – Ну, вот я и пришла. Спасибо Вам большое за все. А что касается Сен-Жермен, то Вам нужно всего лишь дойти до конца этой улицы, повернуть направо, пройти до площади, там и начнется Сен-Жермен…
Пол с благодарностью пожал ее крошечную руку в поношенной грязно-белой перчатке и молча исчез в темноте.
Мадам Люазо обреченно покачала головой:
– Еще один жилец? Я могу Вам доверять мсье Пол?
– О, конечно! Я сегодня же вечером приведу его сюда показать студию, и у Вас будет возможность оценить его. В наше время живописцу слишком сложно найти подходящее место для работы – освещение и архитектура в Париже уже давно не те…
Мадам Люазо понимающе закивала головой:
– Я Вас понимаю. Эту квартиру давным-давно выстроил мой дед, который обожал живопись, поэтому на нее всегда очередь из страждущих художников. Так и быть, я пойду Вам навстречу, мсье Пол, и подожду Вашего товарища, но заехать и внести задаток вы должны уже завтра.
Пол быстро закивал, уверяя хозяйку во всей серьезности своих намерений, и отправился назад к Бобу, поскольку до предстоящей встречи оставался всего час.
После семи Боб был обычно завален работой, но при этом даже не думал взять себе помощника и вовсе не по природной скупости, так свойственной хозяевам грязных кабачков для бедноты. Как ни дико это могло прозвучать, но он просто очень любил свою работу: любил засаленный деревянный прилавок – залитый пивом и заплеванный табаком, любил крепкую ругань завсегдатаев сего питейного заведения и их грубые манеры. Любил нередкие драки, сломанные стулья и битую посуду – расходы, которые протрезвевшие наутро извозчики неизменно возмещали – никто не хотел ссориться со стариной Бобом, его все любили, пожалуй, не меньше, чем он их. Меню в кабачке было совсем скудное, пиво – дешевое и дурное на вкус, но Боб делал все, что мог, чтобы угодить посетителям: дорогое пиво не мог себе позволить никто – ни завсегдатаи, ни сам Боб.