– Да, конечно, – произнесла она наконец.
– Это именно то, что надо! – Штайнер вынул из шкафа бутылку и два стакана. – Налить вам стаканчик?
– Мне?
– Да, вам. Кому же еще?
– Нет.
– Ну, Луизхен. Сделайте мне удовольствие. Пить одному – в этом есть что-то бессердечное. Прошу. – Он наполнил стакан и протянул ей.
Хозяйка колебалась. Потом она взяла стакан.
– Хорошо, можно и выпить. Но жить здесь вы не будете.
– Только пару дней, – сказал Штайнер спокойно. – Не больше, чем пару дней. Вы приносите мне удачу. Мне кое-что предстоит сделать. – Он усмехнулся. – А теперь кофе, Луизхен!
– Кофе? У меня нет кофе.
– Есть, детка. Вон он стоит. Держу пари, он первого сорта.
Хозяйка рассмеялась.
– Ну и тип! Между прочим, я не Луиза. Меня зовут Тереза.
– Тереза – это мечта!
Хозяйка принесла ему кофе.
– Здесь остались вещи старого Зелигмана, – сказала она и показала на один из чемоданов. – Что с ними делать?
– Это тот еврей с седой бородой?
Хозяйка кивнула:
– Я слышала только, что он умер, и больше ничего.
– Достаточно и этого. Вы не знаете, где его дети?
– Откуда мне это знать? Не могу же я беспокоиться еще и о них!
– Это верно. – Штайнер подвинул чемодан к себе и раскрыл его. Из него выпало несколько мотков разноцветной шерсти. Под ними оказались аккуратно связанные упаковочные ремни. Затем последовали костюм, пара туфель, еврейская книга, немного белья, несколько воротничков с роговыми пуговицами, маленький кожаный мешочек с одношиллинговыми монетами, две молитвенные ленты и белый талес, завернутый в шелковую бумагу.
– Не много для целой жизни, а, Тереза? – сказал Штайнер.
– У других и того меньше.
– Тоже верно. – Штайнер перелистал еврейскую книгу и обнаружил записку, вклеенную между двумя внутренними титульными листами. Он осторожно оторвал ее. На ней был адрес, написанный чернилами. – Ага! Вот я и нашел. – Штайнер встал. – Спасибо за кофе и сливовицу, Тереза. Сегодня я вернусь поздно. Лучше всего поместить меня на первом, окнами во двор. Тогда я быстро смогу убраться в случае чего.
Хозяйка хотела что-то сказать. Но Штайнер поднял руку:
– Нет, нет, Тереза! Если дверь будет заперта, я приведу всю венскую полицию. Но я уверен, она будет открыта! Укрывать бездомных – святое дело. За это полагается тысяча лет райского блаженства. Рюкзак я оставляю.
Он ушел. Он знал, что продолжать разговор не имело смысла, и ему было известно, какое неотразимое действие оказывают на мещан оставленные вещи. Его рюкзак подействует сильнее, чем все дальнейшие уговоры. Он просто подавит последнее сопротивление хозяйки своим молчаливым присутствием.