— Я искренне рад, что ты следуешь
моему совету и пытаешься освоиться, однако я имел в виду другое. Не
забывай, что такое иерархия, и если тебе дозволено жить здесь, не
стоит ставить себя на один уровень с теми, кто ниже.
— Не смейте так говорить, — Марк
сжал руку в кулак и медленно разжал. Кончики пальцев не жгло, но
изобразить он хотел это. — Цвет крови ничего не решает. Я переночую
в другом месте.
— Главное, не опаздывай не урок, —
равнодушно бросил Кристоге. — И по возвращении посети врача,
пожалуйста. Будь осторожен, Марк.
— Хорошо, — процедил тот.
Стоило закрыть дверь, стала легче
походка. Итак, он выиграл почти сутки — осталось только верно
воспользоваться ими.
Марк спустился на первый этаж,
постучал в дверь комнаты Бэлл. Та открылась далеко не сразу, словно
Крошка надеялась, что незваный гость уже ушел, и теперь просто
выглядывала проверить.
— Что ты здесь делаешь?
— Я хотел поговорить. Кэй тебе
рассказывал?..
Девушка посторонилась. Хоть комнаты
и располагались на одном этаже, у Крошки она была гораздо меньше,
чем у Марка. Узкая кровать, похожая на нары, шкаф и карандашный
рисунок на стене вместо картины — на этом убранство заканчивалось.
Здесь не было ни одной детали, делающей комнату уютной, и ни одной
мелочи, которые обычно любили девушки. Едва заметно пахло лавандой
и мылом, а сквозь открытое окно доносились разговоры садовников —
ругань, стоит ли выкапывать куст, или же попробовать новую
подкормку в надежде, что листья перестанут чернеть.
— Не садись на мою кровать, — сухо
произнесла Бэлл. — Можешь забраться на подоконник.
— Хорошо.
Марк, в общем-то, и не собирался
садиться рядом. Что эйлийка не любит подпускать к себе, было ясно с
первой встречи — она и Кэя-то сторонилась, хотя тот упорно пытался
разговорить ее.
— Да, Кэй все рассказал, — Крошка
забралась на кровать с ногами. — Почему ты хочешь уйти? Если не
переходить Кристоге дорогу, у тебя будет многое. Ты ведь не думаешь
о людях, ты не похож на того, у кого есть совесть.
Слова Бэлл напомнили сказанное
Драконом — обе сочли его тем, кто не станет думать о других и,
скорее, закроет на все глаза, приняв подачки. Вроде бы просто
слова, но они походили на клеймение.
Пауза затягивалась. Говорить, что
боится за свою жизнь, не хотелось. Слова, что в побеге есть толика
заботы о людях, прозвучали бы абсурдно. Ставку он делал не на цвет,
чет-нечет или диапазон — всего на одно число, и вера в удачный
исход, скорее, напоминала безумство.