У рептилий нет идиллий, снова летопись велась,
просьбу Августа Вергилий… – и верёвочка свилась,
как в комедии от Бога – появился снизу Данте,
скоро, братцы, перемога – и исполнят рок куранты…
Мамелюк – он тоже гений, под седлом гнедой рысак,
от церковных песнопений уползает в ночь русак,
поминают в храме зло – вспоминается Египет,
нам покуда повезло – “треугольник будет выпит!”
Ну-ка, полотно Давиду – время жертв и коронаций,
Нотр-Дам тут лишь для вида – вспомнишь лихом
“Лигу Наций”,
короля играет свита, свита выбрита уже,
буфф-трагедия не сбита, выход – прямо в неглиже…
А в финале – тут на выбор – Моцарт, Шнитке и Шопен,
высох этот третий Тибр – пляшет весело Кармен,
после пляски – золотая, в ля-мажоре тишина,
а Кармен, как будто тая… своей ролью смущена…
* * *
Я по канонам бился о стекло и прыгал в омут с верхнего предела,
я пил вино, чтоб по груди текло и каялся у левого придела,
не раз топил и истину в вине, казалось это проще, чем признаться,
я воевал с врагом своим во мне, чтоб не с кем было больше состязаться,
бросал монеты старые в моря, попасть пытаясь в морду урагана,
я понимал, что шепчутся не зря и спину прикрывал всем неустанно,
я ворот открывал на три петли и нараспашку жил, любил и верил,
и сам себе кричал – а ну, сотрИ, нарисовав в дворце хрустальном двери,
я обнимал не самых лучших женщин и ужинал частенько с подлецами,
экспромтом выдавал в лицо им речь длиннющими и пьяными ночами,
я пересёк и вдоль и поперёк меридианы суш, морей, мистерий,
но не нашёл, которую б увлёк на широту душевных параллелей,
я видел виноватых без вины, я жал им руки нехотя и мОлча,
и видел тех, кто были прощены, улыбку на лице с издёвкой скорча,
я рвал бумаги, жёг в огне камина, прощаясь, как с друзьями, навсегда,
я видел, как податливая глина становится и камнем на года,
сминал каноны, шёл не в колее, на ровном спотыкался, в пропасть прыгал,
но не сжигал прочтённое во мне и не вгонял под переплёты игл…
* * *
За словами в погоню – догонишь, а может не надо,
а тревогой-травой дальний путь прорастает уже,
сверху птицы поют – это блажь, озорство и надсада,
но не слушаешь их, погоняя в слепом кураже…
Где бы здесь отмолиться, да так чтоб до ручки, до края,
чтоб уже до последней, до знойкой, изломной черты,
чтобы звон колокольный по нервам стегая, стегая,
рассказал – кто такой и что стОишь, наверное, ты…