Пожарские — единственный клан, который принял участие в обоих
Соборах, и в том древнем, и в нашем. Это важно для магократии. Это
преемственность. Что же до княжны, то она пока что незамужняя, как
легко догадаться по её возрасту, поэтому однозначно является
Пожарской и Старшей клана. А её нераскрывшаяся магия никакого
отношения к делу не имеет. Она магократ по рождению, этого
довольно.
Кабаневич скрипнул своими платиновыми зубами от злости, княжна
Пожарская показала герцогу язык.
— Показывать язык — невежливо, моя госпожа, — назидательно
сообщил девочке Бонапарт, — Это недостойное поведение для
АРИСТО.
— Простите, Ваше Величество, — потупила глазки девочка.
— Ладно, голосуем, — заявил Полётов, — Клянусь, еще минута
промедления — и я напялю корону себе самому на голову. Без всяких
Соборов.
Полётов и правда извлек из кармана плаща корону — древнюю,
уродливую и почерневшую от времени.
Ба! Да это же корона Рюрика. Та самая, которой короновался в
Семендере Павел Стальной.
Интересно, где и как Полётов её раздобыл...
— Кто за коронацию Александра Нагибина-Рюриковича и
восстановление Рюриковичей на троне — поднимите руки, — отчеканил
Полётов.
Первым руку вверх вздернул Михаил, видимо в припадке желания
отмочить шутейку. Ибо права голоса мы Буланова, помнится,
лишили...
— Опустите, — потребовал Полётов.
Михаил покорно опустил руку.
Зато руки подняли мои люди — Старший Шаманов, Старший Пушкин,
Старший Железнов, Старший Мухожуков, Старший Прыгунов...
Потом чуть замешкавшийся Эриксон, потом оба архиепископа...
Итого восемь голосов.
— Дрочило, руку подними, — напомнил барону Рукоблудову о его
обязанностях Акалу Шаманов.
Рукоблудов воздел к небесам свою окровавленную палицу.
Девять.
Княжна Пожарская подняла ручку.
Десять.
Последним руки подняли Буранов и я.
Двенадцать.
Чего, блин? Какого хрена двенадцать?
Я сверлил взглядом Велесова, но толстяк только пожал плечами,
руки он так и не поднял.
И Полётов тоже...
Да быть не может! Неужели они поверили бредням Кабаневича? Или
правда решили, что Михаил будет для них более удобным
Государем?
— Двенадцать голосов, — безжалостно доложил Полётов, —
Возражений по подсчету нет?
— Никак нет, — елейным голосом сообщил Кабаневич.
Я бы с удовольствием возразил, но возражать тут было нечего.
Считать Полётов явно умел не хуже меня и всех остальных
присутствующих,