Он очень убедителен, немудрено, что с
такими талантами и умением ездить по ушам к его мнению в полку
прислушиваются. Даже Маннергейм колеблется, хотя видел всё
собственными глазами.
Нет ли тут какого-то наведённого
морока?
Правда, амулет молчит…
Появляется Лукашин-старший, лицо у
него торжествующее. Он тащит мелкого демона, держа его за большие
уши как добытого зайца.
Вержбицкий мрачнеет, его брови
сдвигаются.
Я предупреждающе кладу руку на
кобуру.
- Вот, ваши благородия. Споймал, как
и было сказано! – хвастается Тимофей.
- Что это? – губы штабс-капитана
подрагивают, но он пытается изобразить хорошую мину при плохой
игре.
- Это-то? Изводу… Демон такой.
Шустрый, собака, но и я не прост.
- Он как – жив? – спрашиваю я,
разглядывая мелкую бестию.
- Сдох, гадёныш. Я ить его только
чутка придушить пытался, да видать силу-то и не рассчитал… Хлипкий
уж больно.
Я снимаю с «чебурашки» ошейник,
демонстрирую Вержбицкому чехол.
- Ничего не хотите нам сказать,
штабс-капитан?
- А что вы ожидаете от меня
услышать?
- Дело ваше.
Вскрываю чехол, достаю скрученную
папироской бумагу. Разворачиваю и вижу мелкий убористый текст на
английском. Вчитываюсь и, дойдя по последней фразы, удовлетворённо
киваю.
- А вы, молодец Вержбицкий. Грамотно
всё изложили вашим японским хозяевам. Все наши планы раскрыли…
Скажите, вы стали предателем за деньги или что-то другое? Может,
вас шантажировали?
На Вержбицкого страшно смотреть, его
глаза наливаются кровью, лицо становится пунцовым от гнева.
- Я – не предатель!
- Да? – задумчиво тяну я. – А кто ж
вы тогда после такого? Присягу-то небось государю-императору
давали… Или хотите сказать, что работаете на русскую разведку и всё
это часть большой игры?
- Да, я давал присягу и обещал
служить русскому императору! Но я – поляк, моя родина порабощена
вами! Я сражаюсь за независимость моей Польши!
- Вот оно как… Значит, присяга и
честь офицера для вас ничто…
- По сравнению со свободной Польшей –
ничто! – гордо вскидывает подбородок шляхтич.
Я киваю Лукашину. Тот мигом
соображает, что от него нужно и скручивает поляку руки, заодно
избавляя от оружия и прочих вредных для жизни предметов.
Вержбицкий не сопротивляется.
- Готово! – докладывает Тимофей.
- Благодарю за службу! – хвалю я. –
Если бы не твоя бдительность, кормить бы нам червей сегодня…