Писали так же, что приказ о расстреле царской семьи отдал Яков
Свердлов, «пламенный революционер» и человек номер два в тогдашнем
большевистском правительстве. Мутный товарищ этот Яков Михайлович.
Мало того, что царя с семьей угробил так еще и на Ленина вроде
покушался. Видимо самому Россией рулить хотелось.
А самое противное во всей этой истории это предательство. В
феврале 17 года царя предали все: и генералитет, и высшие
чиновники, и церковные иерархи, и даже великие князья. Лишь два,
всего два генерала, из всей великосветской шоблы, остались верны
присяге - Келлер Федор Артурович и Гусейн Хан Нахичеванский. Вот им
надо было поставить памятники. Нет, я ни разу не монархист по
убеждениям, большевики мне гораздо ближе всех остальных, а
последнего царя презираю за слабость и никчемность, но предателей
не люблю. А Колчак и иже с ним, по сути - предатели.
Но, похоже, правителям нашим урок не в прок. Наверняка и в
окружении ВВП достаточно харь, примеряющих свою толстую жопу к
президентскому креслу. Вот они при случае и продадут гаранта за
тридцать серебряников.
А Якова Михайловича, в девичестве Мойшевича возьму на заметочку.
Может встречу, где нибудь в году эдак тринадцатом, побеседую
душевно о роли личности в истории. Хотя писали в интернете, что Яша
был парень крутой. Мол, организовал банду из молодых еврейчиков и
те мочили полицейских. Правда это или нет не знаю, но буду иметь
ввиду.
Все! Все! Успокоился! А то вон Баба Ходора смотрит на меня как
солдат на вошь, что-то бормочет и мелко крестится. Видно проняли
старушку мои предсказания.
- Все, все, Феодора Савватеевна закончили вечер воспоминаний!
Пацан наружу просится, кушать захотел. Не последний раз
встречаемся, поговорим еще.
Баба Ходора поглядела на меня отрешенным взглядом, провела
ладонями себе по лицу, как бы стирая что-то, подошла к печи и,
открыв заслонку, с помощью ухвата (это такая рогатая штука на
палке) достала из печи чугунок (чугунный горшок определенной формы,
очень способствующей для манипулирования ухватом), начерпала
половником в деревянную миску щей и поставила миску передо мной.
Руками отломила от каравая кусок хлеба и подала очень неудобную
деревянную ложку.
Пацан мигом выскочил наружу и ловко стал наяривать этой
неудобной ложкой, густые теплые щи, закусывая вкусной корочкой.
Баба Ходора села напротив, положила руки на чисто выскобленный стол
и о чем-то скорбно задумалась, глядя мимо жующего подростка. Я,
задвинутый мальцом, в самый дальний уголок сознания, ничем ей
помочь не мог. Между тем мальчишка умял не хилую чашку щей, облизав
ложку, положил ее на стол и скромненько сказал: