От
ведущей к замку дороги поднималась пыль. Не иначе, новые силы
подтягивались. Владыка стягивал дополнительные войска для защиты.
Будто война какая.
–
Укромного Мия̀на укроет, – прошептал Торн поговорку богини любви. –
Запугавши разум, взор замутишь, – тут же припомнил поговорку бога
науки и мудрости.
«Эх, истины богов! Правильно благовестники
молвят: один бог над жизнью просто, десять богов над жизнью
верно».
Угрюмо отхлебнул из кружки.
Первыми детскими воспоминаниями Торна были
тренировки с отцом. И истории, рассказываемые матушкой на сон.
Сказания будоражили младое воображение, показывая, каким воином его
могут сделать отцовские тренировки. Вскорости юный Торн понял, что
воином быть недостаточно. Надо быть рыцарем. Настоящим, заслужившим
всё трудом. Следовать рыцарским заветам, записанным Первым королём.
Среди прочего заветы наказывали слушать господина.
«Пусть воля твое станет волею господина,
услужением коему стало жизнью твое».
Последние дни сей завет не давал Торну
покоя.
В
глубине души рыцарь тихо признался, что деяния великого лорда
неверны. Пользы от них мало. Хуже того, они усугубляли
положение.
Наёмники не станут нападать на Багряный
чертог. Сколько не старались, через дружную защиту всего-то двоих
воинов не пробились. Куда там на замок нападать.
Наймиты сбегут в свои норы. Те самые норы и
надо искать. Узнать, кто да зачем замыслил злое против
детей.
Увы, беспокойство за безопасность кровинки
скрыло от глаз господ эту простую мысль.
Кружка опустела. Торн не заметил как. Думы
отправились на юг. В Златоречье. Туда, где допрашивали пойманных
наёмников.
Местной страже негодяи ничегошеньки не
сказали. Неужто, и никому другому не сказали? Сокамернику или
прошмыгнувшему к окошку посланцу своих. Вдруг хоть маленькая деталь
закралась. Милостью богов след найдётся. В тени, под слоем грязи,
но найдётся. Должен найтись!
Торн задумчиво поставил кружку на лавку. Не
запирая входной двери дома, вышел за ворота. От кого было запирать?
Соседи как один честные, заезжие ворюги не рискнут шеей грабить
рыцаря, живущего под боком Багряного чертога. Ни Торна, ни отца, ни
деда в жизни не грабили.
Не
спеша пошёл по улице. Взор не отрывался от стен Багряного чертога,
мысли же не отрывались от Златоречья. Там никем не замеченным
таился ключ к произошедшему нападению. Торн был готов поклясться,
что он там есть. Рыцарское сердце чуяло: не оставят боги его без
пути покарать злодеев за гнусное деяние.