Коснувшись лбом холодного каменного щита на
алтаре, рыцарь отошёл в сторону. За минувшие дни немало набежало
деяний, требующих прошения о снисхождении.
Сбоку шаркнули усталые шаги. Из-за
свежепокрашенной колонны вышел Дунман.
–
Моё почтение, благовестник!
–
Сиди-сиди, брат мирской! – Дунман ласково улыбнулся и присел на
лавку подле Торна. – Я нарушил твой благочас?
–
Будьте покойны, я уже закончил.
–
Хорошо! Как твоя дочь? Не видел её сегодня с тобой.
–
Моя дочь… она пристроилась прачкой на постоялом дворе. Как вы
говорили потребно много трудиться ради новой жизни.
На
виске задёргалась венка.
–
Рад, очень рад! Скажи, брат мой, тебя что-то тревожит?
Торн покосился на жреца. Удивительно, но тот
даже не смотрел на него. Беспокойство собеседника старец словно
просто почувствовал.
–
Я…. Вы правы, благовестник. Последние дни выдались
сложными.
–
Поделись. Великая мудрость учит – тягота облегчается, становясь
общей.
Торн замялся. Обмана становилось нестерпимо
много. Но как же клятва? Как же безопасность Дабби?
– В
последние дни… мне пришлось обманывать людей.
–
Ложь, значит. Она точит твою душу?
–
Да, мудрейший.
–
Скажи-ка, если бы те, кого ты обманул, узнали правду, они поступили
бы иначе?
–
Я…
–
Их жизни переменились бы? Сделались бы лучше?
– Я
не знаю, мудрейший.
–
Так подумай. Постарайся найти ответ. Твой обман не больше и не
меньше чем обычные слова. Важны помыслы, а ещё важней поступки. Ты
обманывал со злобой в сердце?
–
Нет, благовестник!
–
Доставила ли твоя ложь страдания иным людям?
–
Нет, мудрейший. Совсем нет.
–
Вот тебе и ответ. Важно вершить благие дела. Соврал ты ведь ради
чужого блага? И вреда не нанёс вовсе? В твоём обмане не больше
дурного, чем в истории барда, стремящегося небылицами сподвигнуть
людей на подвиги и добрые деяния.
–
Я… я не думал об этом с такой стороны. Спасибо вам! Спасибо от всей
души! Ваша мудрость велика!
–
Какая там мудрость! Я лишь помог посмотреть на твою горесть под
иным углом.
***
Вельд ступал по закрученным улочкам Флорвира.
Не быстро, не медленно, в ритме самого города. Утром, пройдясь до
банка и заглянув на Нарядный рынок, следопыт прочувствовал темп
местных улиц. Ощутил ногами, как надо идти, запомнил глазами, куда
надо смотреть, почувствовал волосами, каким дуновениям надо
поддаваться.
Тёмно-зелёный плащ, ставший родным, словно
вторая кожа, мерно колыхался в такт шагам. Сперва закралась
мыслишка оставить дома, да быстро отсохла. Скрывать следопытское
братство уже нет никакой пользы. Выгода же от признания может
набежать. И уважение, и интерес, в игре всё сыграет на руку. Из
оружия порешил оставить лишь кинжал. Учредители местных правил вряд
ли станут особо рьяно протестовать против клинков, однако
порядочность есть порядочность. Кинжал же дело незаметное. И
смертоносное. Прелестно!