Так Энлиль и процедил.
– Что? – переспросил пухлый рабочий болезненного вида.
– Он сказал «фальшивка».
Энки мысленно простонал:
«Ой, мама, ой мамочка, – и мысленно же услышал, как Эри спокойно и бестрепетно говорит – сыночек, мужчина рождён для того, чтобы то и дело упаковывать свой чемоданчик на военные сборы. Так повелось и поверь, мама тут ни причём».
Словом, Энлиль решил свести на нет всё, чего он, Энки, достиг своей задушевностью и знанием мужской сути изнутри.
Тотчас послышались сбивчивые голоса:
– У нас спилка. Разрубить не сможете.
– Только если откопаете ту штуку и сбросите нам на головы.
При этих словах, брошенных горячим молодым голосом, командор замедленно, как золотой эндемичный хищник, повернул свою на загляденье скульптурную голову. Но не с целью вычислить молвившего нехорошие слова, а потому что и, правда, – слова были нехорошие.
– Вот те раз. Удивился, златопогонник. – Тявкнул егозливый тенорок. – Все знают про ту штуку.
Энлиль повёл себя так – разговоры продолжать, заигрывать даже взглядом не стал. Кивнул и пошёл прочь, оставив всех в недоумении насчёт того, до чего же разные родные братья-кровопивцы. Но, как с обидой почувствовал Энки, вообразивший себя Своим, уважения ему это различие не прибавило. Скорее, бунтовщики зла не испытали, воочию узрев потенциального расстрельщика. Почему бы? Странные аннунаки. Энки вынужден был убедиться в неверности публики. Возможно, дело было в том, что Энлиль никогда бы не назвал этих страдающих дураков публикой. Для него они были проблемой, головной болью и только.
Ясно же, он их ничуточки не жалеет.
Предаться дальнейшему осмыслению суеты сует Энки не успел. Энлиль позвал его, вернее, просто заговорил, и Энки послушно, как какой-нибудь работяга, поплёлся за ним в сторону холмов, где сбоку Солнце силилось прорвать защитный купол над спальным районом.
– Ситуация такова, что необходимо решение государя. Речь идёт о колонии и о такой стратегической штуке, как золото. То есть, тут вопрос выживания.
Энки злился так долго, что, наконец, перестал злиться.
– Короче, «ребята, мы загнёмся, ежли вы перестанете спускаться в эту чудесную дырку».
Энлиль нежно предложил:
– Давай конструктивно.
– Я бы предложил к чертям свернуться. Или конституцию переписать. Скоренько.
Энлиль подумал над этим буйством эмоций и, как настоящий воспитатель детского сада, ловко сменил тему: