Но всё это вдруг стало уходить на задний план. Я должен был двигаться дальше. Сейчас мне важно было удивить её чем-то ещё, поразить, обескуражить, продлив тем самым в ней этот пленивший меня восторг…
В общем, всё закончилось тем, что я влез на бордюр какого-то чугунного моста в центре города и… прыгнул с него в холодную Неву.
Когда прыгал, страха в душе не было. Было ощущения заключительного аккорда. Жирной точки над «и».
Но в полете со мной что-то произошло. Полет отрезвил и одновременно отрезал путь к отступлению. Катастрофическое отсутствие альтернативы ошарашило и потрясло… Неужели все?! А как же перспектива блестящего будущего, покорение вершин, претензии на исключительность? И, пораженный этой мыслью, я огласил окрестности города ужасным предсмертным криком:
– А-а-а-а!
О том, что я прекрасно плаваю, я вспомнил только в воде…
Когда по гранитным ступеням я устало поднялся на берег, жалкий, испуганный и худой – одна сплошная впалость, без выпуклостей – Аня посмотрела на меня так, как будто я не герой её романа, а крохотное ничем не примечательное насекомое.
– Что это было? – спросила она.
Я растерянно пожал плечами и ничего не ответил. В голове была трезвая, гулко звенящая пустота.
– Для чего ты это сделал? – снова, уже совсем холодно повторила она.
– Я хотел…
– Чего ты хотел?
– Мне показалось…
– Я никогда не смогу уважать человека, который ни во что не ставит свою жизнь. Это глупо, – неожиданно ясно и лаконично выразилась она.
– Я немного подсохну и потом всё тебе…
– Ничего не надо объяснять. Ничего больше не будет, – отрезала она…
Потом я шел рядом с ней, втянув голову в плечи, и, дрожа от холода, бормотал:
– Понимаешь, видимо, потребность полета давно жила во мне. Я это чувствовал, только выразить не мог. И вот случайно вырвалось…
– И это ты называешь случайностью?
– Я не хотел.
– Не хотел, – ворчливым тоном, но уже более мягко повторила она.
– Всё случилось как бы само собой.
– А если бы ты разбился… насмерть.
– Ну и хрен с ним, – выпалил я отчаянно.
Я думал, после этого она презрительно фыркнет и убежит от меня. Что она сочтет это за очередное оскорбление. Но она почему-то не убежала. Осталась. Она шагала рядом и слушала мои путаные бесшабашные объяснения. Она на что-то надеялась. Я понимал, что мне нужно как можно больше узнать о ней. Как-то сблизиться, постараться понять. Но вместо этого я всё рассказывал ей о себе, пытаясь быть предельно откровенным. Она и не подозревала, что после прыжка в холодную Неву я стал другим человеком. Мне больше не хотелось мостить путь к славе. Мнимая значительность во мне скорчилась и умерла, придавленная тяжестью бессмысленного поступка. Сейчас я был сам собой. Но мог ли я заинтересовать её в этом новом облике?