— Успокойся! — послышалось его тихое
бормотание. — Не нужно плакать!
— Я не могу. Мне кажется, вы
врете.
— Ты же умная девочка! Не усложняй –
все и так непросто!
— Мне очень плохо. Вы мне часто…
снитесь.
Он отпрянул от нее, как от
прокаженной.
Секунда. Другая. Третья. И
вдруг:
— Для твоего возраста и состояния
первой влюбленности – это совершенно нормально, — отозвался
абсолютно будничным тоном. — Сейчас тебе кажется, что рушится мир.
Что наступает конец света. Но стоит лишь переключиться на кого-то
другого – на ровесника, к примеру, и все пройдет!
Забудется!
— Но мне не нужен никто
другой…
— Тебе всего семнадцать! — отчеканил
он строго зычным голосом. — Твоя жизнь только начинается! В то
время как моя – давно летит в тартарары! Не питай иллюзий на мой
счет. Не надо! Иначе однажды сильно разочаруешься. Ты меня
услышала?
Естественно, Лена смиренно кивнула. Но
себе поклялась в тот же миг:
«Нет, и слушать не собираюсь!
Однажды я разожгу в вашей душе такой пожар, что он спалит нас обоих
к чертовой матери! Вот это я обещаю!»
С того самого дня Белова начала
операцию под названием:
«В лепешку расшибись, но физрука в
себя влюби!»
И к делу она подошла весьма и весьма
основательно.
Лена стала его личной тенью.
Хвостиком. Злостным преследователем.
Старалась всегда оказываться там, где
он. Старалась постоянно быть на виду.
Мило улыбаться. Томно вздыхать и
соблазнительно строить ему глазки.
Она безбожно много флиртовала с ним и
чаще всего делала это публично.
Ведь наедине с ней он больше не
оставался. Ни разу за последние шесть месяцев.
За демонстрацию своих чувств и
откровенные приставания к учителю девушка частенько получала
приличные нагоняи от Кравцовой и Мосолова.
В надежде повлиять на нерадивую
ученицу Ольга Максимовна и Николай Васильевич несколько раз
вызывали в школу ее маму – Ксению Сергеевну, где они все вместе,
коллективно, пытались убедить Лену, что ее поведение
неуместно.
Что ее чувства неправильны. И что ей
нужно прекратить.
На все подобные заявления Белова
отвечала одинаково:
— Между нами ничего не было и нет!
Могу справку показать! Я егопростолюблю!
Этого признания зачастую оказывалось
достаточно, чтобы усыпить бдительность родителей и преподавателей
на некоторое время. Затем все начиналось по новой.
Правда, дальше воспитательных бесед не
заходили ни преподаватели, ни родители. Очевидно, и те и другие
возлагали основные надежды на благоразумие Макарова. Уверены были в
его стойкости, принципиальности. И неспроста…