— Понятно... Саш, не беги! Мама не
успевает за нами!
— Ага, ладно... — он резко замедлил
темп движения и оглянулся на спешащих за ними женщин. — Напрасно
они за нами идут. Всё равно в Лавру я их с собой не возьму. Возьму
тебя и твою маму, а больше никого. Там сейчас женщин нет. Одни
мужчины и притом очень разгорячённые.
Саша совсем остановился и
развернулся в их сторону. Когда мать Антоши и пятеро других женщин
подошли и собрались возле него, он объяснил им то же самое. Под
конец сказал:
— Вы поймите, если я вас туда
проведу, то те, кто организовал эту блокаду могут предъявить вам
неповиновение властям. Оно вам нужно? Вас ведь могут в суд
потащить. Антошу и её маму я при необходимости защитить смогу, но
мне для этого отвлекаться придётся. У меня там полно серьёзных дел
будет, чтобы ещё и о вас пятерых думать. Так что оставайтесь-ка вы
снаружи.
— Какие дела, Саша? — это спросила
та тётка, с которой мама долго разговаривала.
— Разные, Софья Петровна. Не могу
сейчас об этом говорить. Вы потом обо всём узнаете.
— Ты знаешь меня?
— Знаю. Я всех вас знаю и со всеми
вами связан. В общем, оставайтесь снаружи, пока оцепление не
уберут, а нам пора! До свидания!
***
Саша замедлил шаг, не доходя метров
ста до проходов в Лавру. Потом и вовсе остановился и закрутил
головой по сторонам, оценивая обстановку. Дело выглядело совершенно
безнадёжным. Тяжёлые металлические ворота обоих проходов — Красного
и Успенского закрыты. Подходы к ним перекрыты двумя бронированными
военными машинами на восьми высоких и толстых колёсах с маленькими
башенками наверху, из которой торчат короткие пушечки. Саша потом
сказал, что эти машины бронетранспортёрами называются, а пушечка
это не пушечка, а пулемёт.
Между этими грозными машинами у
самой монастырской стены ближе к Красному Проходу натянут на
деревянный каркас небольшой навес из брезента, под которым прячется
от моросящего дождя обычный канцелярский стол с двумя стульями.
Справа на нём лежит аккуратная стопка картонных папок, слева стоит
армейская радиостанция с торчащей из неё длинной, мосластой
антенной. На стуле возле папок никто не сидит, но рядом со столом
курят и разговаривают двое офицеров в шинелях, сапогах и фуражках с
красными околышами. Их шинели перетянуты ремнями с этими штуками,
куда револьверы прячут. Как их?... А, кобура! Да, с кобурами. На
стуле возле рации сидит солдат. На голове у него прямо поверх
выцветшей пилотки надеты чёрные наушники. Судя по напряжённому
выражению лица, солдат слушает что-то важное.