— Понятно... Значит, не отказались
они от надежды заполучить нас к себе? Кстати, для чего? В качестве
лекарей, что ли?
— Да, я думаю, для начала именно в
этом качестве, но... — он мрачно усмехнулся, — сам понимаешь,
аппетит приходит во время еды!
— Хм, не очень понятно... Этот ваш
Андронов что, наперекор нашим договорённостям с Брежневым решил
пойти? Или сам Леонид Ильич из-за возраста начал забывать, о чём с
нами договаривался? Так нам совершенно нетрудно напомнить. С
завтрашнего дня откроем в стране с десяток частных клиник, где
начнём лечить безнадёжных больных. Например, клиники при крупных
церквях и монастырях! Я думаю, нам легко удастся убедить
предстоятелей, оказать нам такого рода помощь. Через месяц в
Советском Союзе даже дети будут знать, что им всё врали, что Бог
есть, и что он живёт среди них. Что он любит их, а партийные органы
его почему-то недолюбливают. Даже зачем-то хотят его убить.
Интересно, зачем, а? Как вы думаете, Сергей Васильевич, долго ли
после этого продержится такая власть? Тем более, что в стране
откуда-то появится масса серьёзных молодых людей, прекрасных
агитаторов и организаторов, отлично знающих, что нужно делать,
чтобы свергнуть эту власть, и имеющих неограниченный доступ к
тайным типографиям и оружейным складам.
— Не злись, Саша... — как-то устало
сказал он в сторону уже потемневшего окна. — Я на твоей стороне.
Николай Гаврилович в разговоре со мной примерно такой же расклад
давал. Он ещё предположил, что ни армия, ни милиция сторону
партийной власти скорее всего не примут, если, конечно, не начнётся
вызванная этими событиями иностранная интервенция. В лучшем случае
займут позицию сторонних наблюдателей, а в худшем перейдут на
сторону восставших. В итоге партия сможет получить поддержку только
со стороны части аппарата КГБ.
— Правильно. Мы с Мариной
Михайловной тоже так считаем. Вижу, вам это не нравится, но тут
ничего не поделаешь. Из-за желания пары десятков выживших из ума
стариков, которым жутко хочется получить в жизни новый шанс и
которые не могут оторваться от кормушки, я на крест не пойду. Не
хватает у меня для этого человеколюбия. Я не всяких человеков
люблю...
— Я не про это...
— А про что?
— Про то, что это означает
гражданскую войну. Ещё одну. Если бы ты только знал, сколько жизней
унесла война предыдущая, ты тоже не очень бы радовался.