На самом деле попаданец, разумеется,
все понимал и со всем, наверное, согласился бы. Даже, поди, сам
настоял на этих административных довесках. Ведь если бы министр не
генерал-адъютант и не член Госсовета означало бы очень
второстепенное министерство, которое император совсем не уважает.
И, наоборот, получение им одного из должностей, фактически званий,
означает, что правящий государь очень любит и ценит либо само
министерство, либо лично находящегося во главе его сановника.
Относительно Макурина важно было
второе, Николай I его очень уважал, что еще раз подчеркивал на
заседании жестами и тоном слов главу нового учреждения. Ибо само
министерство пока было ни рыба, ни мясо, ни съесть, ни украсть.
И само заседание было весьма важным
для самого Андрея Георгиевича, ибо здесь, в окружении монарших
ставленников, или, хотя бы, очень значимых от императора
сановников, ему предстояло впервые публично озвучить свою концепцию
мультирелигии. Ибо, если и здесь собравшиеся не согласятся с
оратором. То лучше ему вообще сидеть молчком и не выпазить в массы,
чтобы сохранять на радость своей жене Насти и самого, естественно,
моську в целостности. А то и ведь убьют ненароком. Русские люди они
такие – добрые, жалостливые. Но не дай бог их рассердишь, будет
такой кровавый бунт, что и святого лишат жизни.
А Андрей Георгиевич ее и так жалел,
логично и сообразно карьере и судьбе, а все-таки. Куда он залез? Он
даже страдал по той светлой и беззаботной поре юности, когда
было-то всего забот – сохранить лишний рубль, благо он здесь были
весомым, да хорошо писать. И вот он поднялся в карьере и жизни. И
что? Денег все равно как-то не хватает, хотя он уже и не успевал их
сосчитать. И чины высокие, и ордена почетнейшие, и император
Николай его лучший друг, а дома душу и тело радует красавица и
умница жена. А все не то. НЕ ТО, НЕ ТО, как говорил, то есть будет
говорить великий русский писатель граф Лев Толстой.
О, император поддал знак, пора ему
сказать свою речь, которая либо восславит его навсегда, либо
опозорит на столько же. Он внушительно и гордо поднялся, поскольку
сидел на почетном месте рядом с императором, то есть на большой
моральной горке, поэтому оказался очень высоко по сравнению
«рядовыми» членами Советами, всеми этими князьями и великими
князьями, просто высокопревосходительствами с почетными званиями
графов, баронов, и «рядовых» столбовых дворян.