- Бабы, дети, - вдумчиво сказал как
бы между прочим святой, - зачем полицию, разгонять? Я сам с ним
поговорю, тихо и усмирительно!
Служка низко поклонился – как будет
угодно вашему высокопревосходительству…, то есть вашему
преосвященству…
Макурин молча остановил рукой
растерявшемуся служащему, поднялся в чем был. Работать с пыльными
документами он стал в рабочей одежде. Коей оказалась здесь ряса. То
ли чинуши решили, что святому это наиболее близко, то ли не было
нечего, но вицмундир сменился на рясу. Сам попаданец не стал
сопротивляться. Одежда была чистой, не рваной, приятно пахла
ромашкой. Что ему еще было надо?
Вышел на парадное крыльцо. Однако же,
для XIX века людей оказалось очень много – несколько тысяч баб с
детьми разного возраста - от младенцев до подростков обоего пола.
Их довольно активно теснил исправник с двумя полицейскими.
Работники правопорядка этой эпохи работали, как могли, – кулаками,
дубинками, – перемежая все это животворящими ругательствами. Вот
ведь, му… чудаки.
Им не сопротивлялись, не то еще
время, но и не уходили. Собравшие послушно медленно отходили под их
напором, но освободившееся место немедленно занималось другими
жителями. Так они замучаются наводить порядок.
Полицейским надо остановить
немедленно и без нервов. Нечего бесполезно таскать воду в решете.
Но для начала прекратить шумные ор и крики, раздающийся со всех
сторон постепенно накаляющейся толпы.
- Православные! - закричал Макурин
как можно громко, одновременно выбрасывая всю священную эмоцию
тела. Появление важного чина, оказавшего тем самым святым,
закричавшим и распространяющим волны духовного тепла и
благословления, немедленно утихомирили.
Его услышали. А еще бы не услышали с
таким-то громкими возгласами и величественным апломбом. При чем не
только бестолково мечущимися бабами с детьми, но и исправник с
полицейскими.
Их-то и подозвал в первую очередь
Макурин, как наиболее раздражающий народ фактор. А как можно
утихомирить работников правопорядка? Правильно, дав им другое
важное задание, где они будут законно заняты.
- Занять вход в министерство и никого
не впускать, - строго приказал он им, - при необходимости разрешаю
применять рукоприкладство.
Последнее было, собственно, лишне.
Полицейские и так применяли кулаки и дубинки. Единственно, что
шашки не вынимали. Но приказ был все равно приятен. Только вот
исправник, так или иначе, замялся, глядя на появившегося человека.
Выглядел он представительно, но был ему совсем не известен. И
Священный Синод называл по-другому. Исправник помедлил, взглядом
прося объяснения.