За ним, дабы не решили что-то
злостное, шли здоровенные жандармы, высокие, плотные, с кулаками
как кувалдами. Не побалуетесь!
Ну, ведь как? Думать мы вам запретить
не можем, но вот заставить делать обязательно. Ругаться можете
втихомолку сколько угодно, но проведете весь процесс полностью.
Сами не станете гибкими религиозно, так дети будут.
- Императорский указ о свободе
религий вы, скорее всего, не читали? - утвердительно спросил
Макурин.
- Написать можно что угодно, -
пробурчал бородатый купчина в красной поддевке. Андрей Георгиевич
молча требовал продолжения и тот, после длительного молчания
уточнил: - указы сии были отданы только в губернаторском доме, а мы
туда не ходим.
«Вот ведь хитрюги здесь собрались. И
столичные приказы как бы выполнили и информацию для самых
заинтересованных не довели. А потом сообщат, – мол, не захотели
старообрядцы в своей темной злобе».
Макурин это очень даже подозревал,
поэтому спокойно сказал:
- Что же, если вы не прочитали, тогда
я вам сам расскажу. Слушайте! Правящий ныне император Николай I,
беспокоясь о народе своем и посоветовавшись с богомольцем своим,
решил, что отныне в России всякий может молиться своему Богу
открыто.
- Как это? - удивился тот же купец,
по-видимому, старший из собравшихся здесь старообрядцев, - нас
никто и преследовать не будет?
- Не будет! - решительно сказал
Макурин, - а кто осмелится, так это он будет в косности своей и
злое, а не от полномочий государственных.
- И печатать наши книги можно? -
выпалил длиннобородый старик, до этого сердито молча сверливший
столичного чиновника, видимо, ни капельки не веривший ему, а теперь
вот не выдержавший, - открыто и без ограничений?
- За деньги сколько угодно, -
хладнокровно сказал Макурин, - вы только узнайте сначала, есть ли в
типографии нужный шрифт. И пожалуйста!
За спиной неожиданно раздались
тоненькие всхлипывания. Он удивленно обернулся за спину – вроде,
детей сюда не водил? Глянул и откровенно удивился – большой и
сильный жандарм, которым можно было забивать, как гвозди, настолько
он был, казалось, твердый и суровый – вдруг, как маленький
мальчишка, стал всхлипывать.
- Жалко тятя не дожил, - пояснил он,
- так и помер в сибирской ссылке, погиб за веру.
Вот оно ведь как – и жандарм был из
старообрядческой семьи, но каким-то макаром ставший уже
православным и потому попавший на государственную службу