- Ничего, лысого я тебя тоже любить буду. Да и отрастут волосы,
не беда! Я к тебе еще завтра приду, Гера, а то вон - доктор
идёт...
Я ещё и лысый теперь! Тяжела ты, жизнь попаданца!
***
Кто-то явно мне мстил. Ну, то есть, я никогда в жизни подумать
не мог, что пара вывихов, ссадины, гематомы, трещина в ребре и
сотрясение мозга требуют ТАКОГО медицинского обследования! За семь
суток постельного режима из меня, кажется, взяли все анализы,
которые таились в недрах организма, провели осмотр с пристрастием
всего, что можно и всего, что нельзя - тоже. Уколы, как я понимаю,
колоть определили практикантов из медучилища, потому что на моих
ягодицах, кажется, не осталось ни одного живого места. Зачем вообще
мне нужно было что-то колоть? Витамины, для смирения?
Когда наследники Эскулапа, движимые чьей-то злой волей, решили,
что я достаточно поправился - надо мной провели еще несколько
унизительных экспериментов, а в финале самым подлым образом
вынудили глотать зонд. Черт побери, и в двадцать первом-то веке
удовольствие от этой манипуляции было ниже среднего, а в одна
тысяча девятьсот восьмидесятом году процедура сия и вовсе оказалась
сущей пыткой.
Так или иначе, я выполз из эндоскопического кабинета совершенно
опустошенный. Во всех смыслах.
- Как самочувствие? - участливо спросила Тася, которая поджидала
меня под дверью.
- Вы меня уж простите, Таисия Александровна, но моё самочувствие
ровно такое, как будто молодой крепкий мужчина минут пятнадцать
пихал мне в рот длинный толстый шланг! - выдал я.
- Кх-х-х-х! - Тася покраснела, зажала рот ладонью и пыталась не
засмеяться, глядя на то, как красивый голубоглазый доктор сквозь
открытую дверь передает мне какие-то бумаги и справки.
Ему было плевать на дурные приметы, порог доктора не смущал. Я
думаю, его вообще мало что смущало после пары лет работы в
эндоскопическом отделении.
- На этом - всё? - уточнила Тася.
- Всё... Теперь вроде как можно попытаться отсюда сбежать...
Вообще-то полагалось ждать результатов всего этого безобразия на
больничной койке, но мне страсть как не хотелось туда возвращаться.
В том числе и потому, что в палате со мной жили не обычные соседи,
а настоящий клуб выдающихся джентльменов.
Один усатый мистер, кажется - энергетик, с растянутой в аппарате
ногой, храпел как тысяча чертей, со вздохами и всхлипами. По этим
звукам можно было писать аранжировки для дабстепа, ну или -
индустриальную симфонию, ибо дабстеп в нынешнее время был
неведом.