И что я мог сделать в этой ситуации? Оправдываться и доказывать
свою непричастность - дело гиблое, потому мне оставалось только
подхватить ее на руки и побежать в сторону пешеходного моста,
который возвышался над железнодорожными путями.
- И-и-и-и, пусти, дурак дурной! - пищала Таисия, но было видно,
что в целом девушка была в восторге.
А Исаков... Бог с ним, с Исаковым, разберется - он человек
самодостаточный. Хотя новости он принес определенно позитивные!
***
Без Аськи и Васьки в квартире было пусто и тихо. Да уж,
проводить время с детьми - одно удовольствие! А без них - другое. Я
сидел на кухне, попивал черный грузинский чай и смотрел, как Таисия
жарит сырники на чугунной сковородке, ловко скатывая аккуратные
кусочки творожного теста, источающего аппетитные ванильные запахи,
переворачивая их деревянной лопаточкой.
- Как оно тут вообще, ну, эти пару дней? - спросил я. - Что
нового в Минске, на работе? Ты всё же раньше приехала, так что
рассказывай.
- Ой, все только и говорят что про эти страшные "пробеги"! - тут
же откликнулась она, а потом прикусила губу, как будто заставляя
себя замолчать. - Дура!
Такое поведение определенно требовало разъяснения. Но я не
торопился, несмотря на явное напряжение, витающее в воздухе. Пил
себе чай, наблюдал чародейство, творимое моей любимой женщиной у
плиты, слушал шкворчание подсолнечного масла и помалкивал. Захочет
- сама скажет.
- Ну, чего ты молчишь, Белозор? - обернулась она со сковородкой
в руках. - Ну да, дура я, сразу проболталась! И что мне теперь с
этим делать? Я не хотела говорить, потому что ты точно влезешь в
очередную историю, к гадалке не ходи! Думала, если хоть пару дней
буду помалкивать, ты в режиме домоседа поживешь, хотя бы вечерами я
тебя видеть буду... Понятно, что потом сам всё узнаешь, но это же -
потом! А нет - язык мой враг мой!
- Ага, - сказал я. - Сырники пахнут вкусно.
- Ешь свои сырники... - она выложила несколько золотистых,
горячих, ароматных кусочков счастья мне на тарелку, из поллитровой
банки ложкой зачерпнула густой сметаны и капнула ее рядом, на
краешек.
Я уплетал сырники за обе щеки, поглядывал на ненаглядную,
которая села рядышком, как Алёнушка с картины, и подперла щеку
кулачком. Она продолжала кусать губы - с одной стороны это было
чертовски привлекательно, с другой стороны - у Таси явно имелась
веская причина нервничать.