И Кощей, конечно, тоже не гнушался.
Видя, что магия не работает, Кощей, не долго думая, вскарабкался на кровать Марьванны, предательски заскрипевшей на весь дом, дрожащими ногами, словно неумелый эквилибрист, ступил на расшатанную спинку, и, раскинув руки в разные стороны, ничком рухнул на пол.
М-дя…
Мать - сыра земля принимала Кощея поласковей, чем паркетный пол. Было очень, очень больно, и, что самое обидное, не помогло.
Возделанная любящими руками, воспетая былинными песенниками, земля ТриДевятого была мягка, как перина из лебяжьего пуха. Даже если оземь со всего размаху и от отчаяния билась красна девица, это не вредило ее красоте нисколько. И Кощей сейчас, молча корчась от боли и пыхтя в пакетную доску, понял свою ошибку как нельзя лучше.
«Этого-то я не учел, бабкины полы - не мать сыра земля…» - раскаивался нетерпеливый Кощей.
Грохот его упавшего тела слился в едином порыве с треском старой кровати и с истошным криком экзальтированной Марьванны, которая была очень заинтересована, зачем это бесстыжий старикашка в голом виде полез на ее койку, лет уж двадцать как не видавшей мужчин в исподнем, и почему упал оттуда.
- Бес-с-с-стыжий, - стыдливо и радостно краснея, как девица, шипела Марьванна, ворвавшись в комнату и пытаясь соскрести Кощея, немного контуженного ударом, с пола. - Ты чего тут устраиваешь, чего имя мое честное позоришь! За стеной Анька живет, у нее бессонница! У нее слух обостренный! Она слышит, как тараканы в карты играют, а тут такое… Она же меня на весь двор ославит! Скажет - «знаю я, какой у тебя радикулит, слышала, как койка твоя скрипит!»
Впрочем, кажется, перспектива прослыть среди прочих старушек развратной самкой, завлекшей под свое одеяло бодрого старичка, Марьванну не смущала, а только наоборот.
- Поди вон, женщина, - прохрипел Кощей, когда силы вывернулись к нему настолько, что он смог встать на четвереньки.
- Я - поди, а ты мебель тут мою ломать станешь?! - возмутилась Марьванна. - Ага! Щас.
- Женщина, слушайся, - сладким, как мед, голосом пропел черный котище, следом за ней втискиваясь в узкую щель между дверью и косяком. - Не то я кошечку твою снасильничаю. Котят потом не обересся. От меня меньше дюжины не родится. И все черненькие. Хочешь?
Это был наглый, жуткий, террористический и бесчеловечный шантаж. Марьванна даже взвизгнула от ужаса, представив свою кошечку, этого нежного персикового вислоухого ангела с доверчивым взглядом, в лапах черного коварного соблазнителя и насильника, цинично щурящего свои янтарно-желтые глазища.