— А что
сказали зивы? — с интересом спросил И.
— Вежливо
попросили не включать их миры в эту систему, на этом всё. Нет, они
тоже ничего не видят, если ты об этом. Это я выяснил
точно.
— Какой ты
молодец, — с издевкой сказал Скрипач. — И ты сейчас вызвал нас
сюда, чтобы мы разобрались с тем, с чем ни твоя команда, ни Адонай,
ни Контроль разобраться не сумели? Гений, ты, конечно, извини, но
давай я тебе напомню, чем закончились прежние разборки. Ты забыл? Я
подскажу. Ничем. Разве что мы получили легкую головную боль в виде
пятерых любителей вкусной еды, но, к счастью, они ребята
адекватные, и за эти годы сумели определиться и с работами, и с
тем, что им нравится делать. Сейчас так и вообще миссионерские
рационы для Санкт-Рены разрабатывают, и весьма в этом преуспели.
Ну, тут ты в курсе.
— Отчасти.
Ладно, не суть важно. Я бы сказал немного иначе. Зачем я вызвал
вас? Может быть, вы и не сумеете понять точно, что к чему. Но вы
можете хотя бы уловить суть процесса. Это как... — Ри замялся,
подыскивая слова. — Допустим, у меня в руках находится клубок, из
которого торчат множество нитей, но только одна из них позволит
этот клубок размотать. Остальные — просто какие-то обрезки и
обрывки, попавшие в клубок по недоразумению. Я дергаю за них,
вытаскиваю по одной, а сам клубок при этом остается без изменений.
Понимаете?
— И ты нас
прочишь в искатели нужной нитки? — Ит нахмурился. — Каким образом
мы сумеем это сделать, если этого не сумел сделать ты?
— Я не
знаю, — Ри опустил голову. — Но эту задачу нужно решить
обязательно.
— Зачем? —
требовательно спросила Берта. — Для чего тебе нужно её решать? Они
уже старые, жить им осталось совсем недолго. Они умрут, и проблема
решится сама собой — деструктуризация прекратится, кластер вернется
в прежнее состояние.
— Ты
смеешься? — Ри, кажется, удивился. — Ты учёный, исследователь, и
говоришь такие вещи? Неужели тебе самой не интересно, и не хочется
понять, что происходит, и каким образом...
— Мне
интересно. Но, прости, когда я вижу твои методы, мой интерес разом
сходит на нет, и остается только одно чувство. А именно —
инфернальный ужас, — ответила Берта. — Я не умаляю значимость
задачи, которую ты перед собой поставил, и которую пытаешься
решить, эта задача, пусть даже и на словах, благородна и правильна,
но вот когда дело доходит до методов, я перестаю видеть задачу, и
начинаю видеть нечто совсем иное.