С точки зрения Калгари это была полная чушь! Потому что если думать о них…
Однако тот, другой, проговорил, не меняя приятной интонации:
– Впрочем, всё полностью в ваших руках, доктор Калгари. Конечно, вы должны поступать именно так, как считаете нужным…
Лодка причалила к берегу. Он пересек свой Рубикон.
С мягкой интонацией уроженцев западного края паромщик произнес:
– С вас четыре пенса, сэр, или вы хотите вернуться?
– Нет, – проговорил Калгари. – Возврата не будет. – (Какие зловещие слова!)
Заплатив, он спросил:
– А не укажете ли мне дом под названием «Солнечный мыс»?
Любопытство из завуалированного немедленно перешло в открытое. В глазах старика сверкнул явный интерес.
– Конечно. Вон там, впереди и направо, – если видите между деревьями. Надо подняться на холм, потом свернуть по дороге направо, a потом – по новой дороге через поселок. Последний дом – в самом конце.
– Благодарю вас.
– Так вы сказали «Солнечный мыс», сэр? Это где миссис Эрджайл…
– Да-да, – оборвал его Калгари. Он не хотел никаких обсуждений. – «Солнечный мыс».
Странная улыбка неторопливо искривила губы перевозчика, вдруг сделавшегося похожим на древнего и лукавого фавна.
– Это она сама назвала так дом – во время войны. Это был новый дом, конечно, только что построенный, и у него не было имени. Однако место, где он стоит, – этот поросший деревьями пятачок всегда назывался Гадюкиным мысом, вот так! Однако Гадюкин мыс не подходил ей – не годился в название дома. Так он и стал для нее «Солнечным мысом». Но мы сами, как и прежде, зовем его Гадюкиным – так, как и звали.
Калгари отрывистым тоном поблагодарил старика, попрощался и направился вверх по склону. Местные жители, похоже, все уже сидели по домам, однако ему казалось, что из окон коттеджей за ним наблюдают незримые глаза – наблюдают, зная, куда он идет. И переговариваются между собой: «Он идет на Гадюкин мыс…»
Гадюкин мыс. Насколько жуткое, но уместное имя.
Во сколько раз острей зубов змеиных…[1]
Он резко осадил себя. Надо собраться и направить свой ум в точности по намеченному пути.