Потом он все-таки поплыл — где-то на подходе к заветному
Больничному крылу. Словно со стороны он слышал грохот распахиваемых
дверей и удивленное восклицание медиведьмы. Целительница
удивительно быстро расположила Джеймса и Сириуса на койках. Сам
Гарри без сил упал на стоящий возле одной из кроватей стул.
Поддерживающее заклятье таяло, усталость наваливалась на него
свинцовыми гирями. Ломило суставы, а руки ощущались как сгустки
боли. Артефактор глухо попросил у ведьмы зелья. Та призвала сразу
три флакона.
Пока мадам Помфри исцеляла ребят, Гарри пытался
сконцентрироваться на деле. Залпом опрокинув зелье, он передернулся
от ощущения кома, провалившегося в желудок. Сознание продолжало
плыть. Артефактор старался глубоко дышать и не думать о лишнем.
Ему очень хотелось отключиться и передать заботы Дамблдору, но
позволить этого он не мог. Нужно было срочно рассказать ему о
заклинании, которое здешний Волдеморт каким-то образом смог
наложить на Выручай-комнату… Может, и кольцо Гонта также было
укрыто хитроумной иллюзией? За этими размышлениями он не заметил,
как двери Больничного крыла распахнулись, впуская внутрь самого
Альбуса Дамблдора.
— Альбус! Ты быстро! — Медиведьма обернулась на директора лишь
на миг и снова вернулась к диагностическим чарам. Тот кивнул
целительнице, пристально взглянул на каждого из Мародеров, но
остановился возле Томпсона.
— Вновь столкнулись с зеркальным отражением мира, я полагаю?
Директор говорил спокойно, даже буднично. Томпсон смотрел на
невозмутимого старика, думая о том, как же он отличается от Альбуса
Дамблдора из его родной вселенной. Или Гарри был просто таким
наивным?
— Вы предполагали это?
Дамблдор прямо посмотрел на артефактора.
— Без ложного стеснения, профессор Томпсон, хочу сказать, что
мой интеллект позволяет предполагать вещи и куда более
неочевидные.
Гарри устало прикрыл глаза: было понятно, что им предстоял
очередной долгий и неприятный разговор.
— Соглашусь, — просто сказал директор. — Но все же настою на
том, что вам необходимо отлежаться. Хотя бы до вечера. Все хлопоты
я возьму на себя.
Протест растворился в крепких объятиях сна без сновидений.
***
Хуже Регулус спал только после того, как мама выжгла Сириуса с
гобелена.
Этой ночью он долго не мог уснуть. К рассвету робкий сон
ненадолго затуманивал сознание. Но вместо спасительного отдыха
перед его глазами мелькали тревожные образы: смертельно бледная
матушка, поверженный проклятьем Сириус, окровавленная Белла.