Тишина. Это первое, что вы услышали бы, заглянув в покои
профессора Томпсона.
После, возможно, вы начали бы различать тонкий голосок магии,
исходящий от некоторых оберегов, капель зельевой установки,
шуршание свитков, дышащих на столе и в полках.
Привыкнув к полумраку, в углах комнаты и под удобным широким
креслом можно было разглядеть разбросанные носки; стол в кабинете,
казалось, удерживал на себе критическую массу исписанных убористым
почерком свитков, фолиантов, заложенных закладками — и предметами,
выступающих в роли закладок.
Оставалось впечатление обычных покоев, оказавшихся в руках
молодого мага, который ненадолго вышел из своего обиталища.
Но директор Хогвартса, стоявший посреди комнаты, был не из тех,
кого можно обмануть напускной обыденностью.
— Гарри.
Спокойный голос прорезал тишину.
Ничего не последовало — только маленький лунный камушек,
необработанный, но вставленный в ободок магической стали, с
коротким звоном упал с полки шкафа. Он был массивным, с широкими
полками, и тянулся через всю стену. В нём нашли прибежище книги,
небольшие артефакты, кристаллы, пузатые склянки из-под зелий,
черепа магических существ и даже несколько таинственно мерцающих
перьев.
Дамблдор вздохнул, размеренным шагом пересек комнату, и сел в
широкое кресло как раз напротив шкафа. Маг долго устраивался,
расправлял мантию, бороду, словно готовился быть запечатленным
колдографом.
— Гарри, — проговорил он, поправляя особо настырные складки на
своем одеянии. — Даже не смотря на путешествие в океане времени, я
старше тебя, мудрее и, скорее всего, видел горестей чуть больше,
чем ты. Да, я не терял свой мир, и вместе с тем, я терял смысл
оставаться в нём далее. Время — бушующий океан. Ты попал в жуткое
цунами, мой мальчик… Сейчас ты у новых берегов. Скажи, что кроме
личного горя заставляет тебя пытаться отринуть их?..
С полки упал ещё один амулет, очерчивая последовавшую за ним
тишь.
Дамблдор нахмурился и вздохнул.
— Гарри, я не могу быть уверенным до конца, и всё же из твоих
воспоминаний у меня сложилось мнение, что ты не из тех людей, кто
жалеет себя. — Директор остановил взгляд на одной из полок шкафа. —
Я думаю, тебе стоит дать себе и этому миру шанс.
Массивный шкаф из тёмного дерева задрожал. Книги и свитки
повалились в беспорядке на пол, амулеты, кристаллы, зачарованные
части фактотумов со звоном вылетали со своих мест; некоторые полки
пошли глубокими трещинами, некоторые — кривились или обугливались
словно от огня. Когда верхний ряд тяжелых фолиантов с громким
треском провалился вниз, всё вдруг замерло.