— И что же выражают мои снимки? — поинтересовалась я.
И затаила дыхание. Вообще-то я плохо получаюсь на фотографиях,
даже представить трудно, что скажет профессионал. Да еще и
международного масштаба.
Сандро положил камеру на столик и попросил:
— Закрой глаза.
Он сказал это так нежно, с возбужденным придыханием, что мне
стало жарко. Но я не спешила выполнять все его прихоти.
— Зачем? — спросила и уставилась на свои колени.
— Не бойся, я не причиню тебе зла, — уклончиво ответил Сандро. —
Закрывай. Доверься мне.
Ага, легко сказать. Как можно верить тому, кого считают чуть ли
не дьяволом во плоти. Как иначе объяснить его странное поведение и
стремление посещать места катастроф.
И все же я закрыла глаза. Услышала, как Сандро поднялся с места
и подошел ко мне. Сердце забилось чаще, а по телу прокатила теплая
приливная волна предвкушения. Мой нос уловил приятный, мускусный
аромат мужского парфюма.
Сильные и нежные ладони легли мне на веки. Сандро стоял сзади, и
его теплое дыхание касалось затылка. Длинные пальцы исследовали мое
лицо, прошлись по шее и легли на плечи. Сандро стал массировать мне
спину, и я чуть было не застонала от счастья.
Его прикосновения совсем не походили на те, что я чувствовала
утром. Все движения были выверенными и очень возбуждающими. Но в то
же время Сандро не переходил границу и не позволял себе вольностей.
Только массаж. И проникновенный голос, шептавший мне
комплименты:
— Ты гораздо сильнее, чем тебе кажется. Твоя воля может
сравниться разве что с твоей красотой. Ты можешь выдержать любой
удар и не сломиться. Как оливковая ветвь, ты гибка, прочна и
прекрасна.
Хотелось взять обратно свои слова о его отстраненности и
холодности. А еще расцеловать Бруни за сказанное, еще никогда мне
никто не говорил таких слов. Больше никогда не стану называть его
итальяшкой. Кем бы этот мужчина ни оказался в действительности, в
умении расположить к себе женщину ему не откажешь.
От моих плеч невероятные ладони Сандро переместились к лопаткам
и принялись растирать их круговыми движениями.
— Тебе нет нужды скрываться от посторонних взглядов и прятаться,
словно улитка в панцире предрассудков, — меж тем продолжал он. — Ты
можешь и должна быть другой. Смелой, искренней и страстной.
Безразличной к чужому мнению.
Я впитывала его слова, как впитывает ссохшаяся земля первые
дождевые капли, и таяла от прикосновений. Вдыхала аромат его духов
и не смела открыть глаза, чтобы ненароком не прервать волшебство
момента.