Он галантно предложил мне руку, и я не сумела отказать.
Подхватила его под локоток, и мы неспешно пошли вдоль длинной
парковой аллеи.
— Ты не только фотограф, но еще и поэт, — похвалила я Сандро. —
Так красиво говоришь. И так тонко чувствуешь…
Сандро снова вздохнул и проговорил так, словно
исповедовался:
— Я предчувствую приближение смерти... Это мой дар и мое
проклятие. Каждый раз, фотографируя, я проживаю чужую жизнь. И
умираю вместе с жертвами. Реже — вместе с ними спасаюсь.
Его речи казались странными, слишком образными и оттого
малопонятными. Он говорил загадками: вроде и ответил. А в то же
время скрыл от меня главное.
— Хочешь сказать, что среди твоих фотографий есть и те, что
запечатлели избавление, а не смерть? — удивилась я. — Но почему эти
снимки никогда не занимали место на выставках?
Сандро остановился и повернулся ко мне. Мне показалось, или в
его глазах действительно блеснули слезы?
— Подобных снимков нет в моем портфолио — людям не так интересно
смотреть на чужое счастье. Им нужна драма. Ничто так не притягивает
взгляд, как человек, стоящий на краю пропасти. И смерть, застывшая
в вечности на снимке.
Он сказал и отвернулся, избегая моего пристального взгляда. Не
то от злости, не то от смущения, но легонько вздрогнул. И пошел
дальше, больше не произнеся ни слова.
Я тоже молчала, погруженная в глубокие размышления. Мы обошли
виллу кругом и вернулись в дом. Так же молча пообедали
приготовленными одной из сегодняшних гостий томатным супом и пастой
с грибами.
А меж тем на улице стало темно, как ночью. И вот первая
ослепительная вспышка молнии словно бы рассекла надвое пейзаж за
окном. Послышался оглушающий раскат грома.
Я испуганно дернулась и едва не выронила из рук чашку с чаем.
Уставилась на непогоду так, как смотрит одинокий путник на
встреченного в лесу медведя.
— Ты боишься грозы? —понимающе спросил Сандро и поспешил ко мне
с полотенцем.
Промокнул им капли чая на моей одежде и тут же сделал новый
снимок. Но я этого практически не заметила. Все мое внимание было
приковано к незанавешенному окну.
— Не люблю, — призналась я. — В детстве во время грозы
забиралась под одеяло и тряслась, пока все не заканчивалось. И
теперь мне почему-то хочется сделать то же самое.
Сандро улыбнулся и провел ладонью по моему предплечью. От этого
утешающего жеста я на секунду забыла о грозе, страхе, да и вообще
обо всем на свете.